А ее собственная комната далеко отсюда, на Шестидесятой улице.
Там ее кровать с роскошным покрывалом: на белом крепдешине вышиты яркие, золотистые цветы, а в третьем ящике туалетного столика лежат ее чулки, свернутые клубочками. Целый шкаф с летними шляпами. Старый чемодан с оторванными наклейками. Новое черное шелковое белье, про которое Сюзи Хотчкисс сказала, будто такое носят лишь содержанки и актрисы. Как же Эва тогда на нее рассердилась! Над кроватью висит гобелен Божеро — он успел ей надоесть, хотя до сих пор смущает чернокожую служанку Венецию и очень нравится доктору Макклуру.
Эва услышала шаги незнакомца прямо над головой, затем до нее донеслись лязг металлического засова на окне и тонкий скрип оконной рамы… А, вот что, она забыла убрать у себя дома лак для ногтей. Теперь Венеция выругает ее со всей страстью своей негритянской души за каплю лака, пролитую на вязаный коврик.
Молодой человек спустился по узкой лестнице, слегка оттолкнув стоящую на пороге Эву, и оставил дверь открытой. Потом опять осмотрел спальню.
— Я не понимаю, — проговорила она. — Что вы сейчас делаете?
— Помогаю вам выбраться из ловушки. — Он даже не взглянул на нее. — Любопытно, что я за это получу? А скажите-ка мне, красотка…
Эва съежилась. Ах вот почему…
— Да, знаю, — горько усмехнулся он. — Знаю, что я получу пинок под зад. И вы научите меня правилам хорошего тона: не лезть не в свое дело. — Он аккуратно отодвинул японскую ширму и прислонил ее к стене.
— Что вы делаете? — повторила свой вопрос Эва.
— Даю возможность ищейкам из полиции пошевелить мозгами. Эта дверь была заперта снаружи. А я ее отпер. Они, конечно, решат, что убийца ею воспользовался — спустился по лестнице, зарезал Карен, затем снова поднялся наверх и был таков. Они решат, что он залез из сада на крышу и пробрался в мансарду. — Незнакомец усмехнулся. — Там два окна, и оба тоже, разумеется, были заперты изнутри. Никто не смог бы в них влезть. Ну, я открыл одно. Мне надо бы служить в Королевском парке.
— Я по-прежнему не понимаю, — прошептала Эва. — Это невозможно. Этого не может быть.
— Они решат, будто он проник через окно мансарды, спустился сюда, сделал свое черное дело и скрылся тем же путем, — терпеливо разъяснил незнакомец. — Попудрите ваш носик.
— Но…
— Попудрите ваш носик. Или мне и это нужно сделать за вас?
Эва побежала в гостиную за сумочкой, лежащей на маленькой кушетке, где она читала книгу, — давно ли это было? В комнате чувствовался слабый запах гари.
Он опять оглядел спальню, словно желая убедиться…
Внизу раздался звонок в дверь, и они оба его услышали.
* * *Эве все же удалось открыть сумочку, но незнакомец вырвал ее, защелкнул замок и бросил сумочку на кушетку. Потом девушка почувствовала, как его сильные руки подняли ее и усадили рядом с сумочкой.
— У нас нет времени, — прошептал загорелый молодой человек. — Ну-ка, сделайте вид, что вы плачете. До чего вы дотрагивались руками?
— Что?
— Господи! Какая непонятливая! К чему вы прикасались?
— К письменному столу, — прошептала Эва. — К полу под окнами. О!
— Еще к чему? Ну, ради бога, не тяните, говорите скорее.
— Я забыла. К чему-то еще. К птице со сверкающими камнями…
Его глаза налились злобой, и она решила, что сейчас он снова начнет шлепать ее по щекам.
— Птица, камни! Что за чертовщина? — взорвался мужчина. — Послушайте, лучше держите язык за зубами и делайте, что я вам велю. Плачьте, если есть охота. Падайте в обморок. В общем, поступайте, как вам хочется, только не болтайте лишнего.
«Он не понял, — подумала Эва. — Птица. Половинка птицы…»
— Но…
— Не отнекивайтесь. Когда к вам обратятся, расскажите им то же, что и мне.
Он опять вбежал в спальню, предупредив на ходу:
— Только ни слова о том, что дверь наверх, в мансарду, была заперта. Поняли? Вы вошли в спальню и увидели ее открытой. Ясно?
Он ушел, и единственным звуком, который Эва теперь слышала, было учащенное биение ее сердца. Полиция! До нее донеслись голоса — новой служанки, Кинумэ и мужской, хрипловатый, взволнованный. Все они уже поднимались по лестнице. Там, в конце коридора. Кажется, обе служанки возражали, а мужчина прикрикнул на них.
«Он не понял, — снова подумала Эва, вцепившись руками в край кушетки. — Маленькая половинка ножниц, найденная на столе, с яркими, полудрагоценными камнями, ее «птичья» форма, лезвие точно клюв, середина словно тело и отверстие как ноги. А он принял меня за сумасшедшую. Но ведь я прикасалась к этой половинке ножниц!»