Благодаря врагам, безумцам и не приятелям вскрылось то, что под спудом лежало глубоко внутри и определяло мое поведение в тех или иных ситуациях. И я простил себя за то, кем был и кого разглядел в образах искажений — двойников. В тот же миг ком боли налился светом любви, превратившись в притягательно сияющее облачко, и влился в мое сердце. Меня охватила волна бесконечной радости. Никогда в жизни я не чувствовал такого единения с самим собой. Не оттолкнув от себя, а попытавшись понять сердцем, я увидел каждую встречу со своими отражениями как бы сверху. Очутился над ситуациями, одновременно на двух полюсах: и в роли жертвы, и в роли палача. Во внутренней позиции, где исчезают противоположности, где понимаешь, что кругом только ты сам и ничто не может тебя задеть, если этого в тебе нет.
Я ничего не ждал, но тело в тот же миг перестало погружаться в бездну. Сбросив балласт непрощения, оно значительно облегчилось. Тяжелый страх и ненависть переплавились в любовь. Благодаря ей мое существо устремилось наверх: все быстрее и быстрее. Река уже не могла меня удержать.
Сквозь приближающуюся сверху поверхность проник теплый лучик. Я улыбаясь протянул к нему руки. Небесная животворящая сила наполняла мое тело, затягивала глубокие раны, оставленные чудовищами, и влекла к свету, который с каждой секундой становился ярче.
Река вытолкнула меня как пробку. Я глубоко вдохнул, едва вынесло на поверхность, и потерял сознание. Как добрался до берега, не помню. Первое, что сохранила память, были голоса и ощущение, как меня волокли за руки. Когда я открыл глаза, надо мной стояло приютившее меня семейство.
— Эй, ты живой? — обеспокоено спросил над ухом бородатый.
Вместо ответа, я сделал попытку подняться. Успешно. Облокотился о землю. Все тело разламывалось, как будто по мне пробежало стадо диких слонов. Я еще приложил усилие, чтобы встать на ноги. Абориген подал руку и помог подняться.
Голова кружилась. Я видел людей размытыми, в темных пятнах. Земля передо мной покачивалась, словно я стоял на палубе корабля во время шторма. Бородач, заботливо поддерживая меня под локоть, отвел в лачугу, где накануне было постелено.
Переступив за порог, я сразу завалился на лежанку и закрыл глаза. Хозяин сел на соседнюю кровать. Под его весом пружины жалобно заскрипели.
— Ну, ты даешь, парень, — с ноткой уважения произнес он.
Я догадывался, что его реплика может быть связана с ночными событиями. В памяти я еще раз вышел вечером из лачуги, на меня набросился чертила. Воспоминания выглядели не как что-то реально произошедшее, но как ночной кошмар. Я открыл глаза и посмотрел на бородача. Черты его лица с момента нашего знакомства заметно смягчились: на нем отражался священный страх и восхищение.
— Я видел страшный сон.
— Это темнота, — объяснил трущобовладелец. — Радуйся, что остался жив.
— Я радуюсь. Отведи меня к Провидице. Я хочу домой.
— Обязательно отведу, — твердо пообещал бородач. — Вот выспишься, отдохнешь.
Против того, чтобы восстановить силы после ночной битвы, я не возражал. А с кем бился? Черт, гарпии, змеи… Я снова закрыл глаза и расслабился. Ни о чем сейчас не хотелось думать. Даже о доме и Ольге. Одно желание — спать. Я погружался в тишину разума. По расслабленному телу разлилось тепло. Гасли беспорядочно мелькающие образы на мысленном экране. Я отключился ото всего.
18
Меня разбудила жажда. Пить хотелось нестерпимо. Я сел на кровати и огляделся. Зрение, определенно, пришло в норму. В мыслях очень близко мелькнула тень птичьей лапы с когтями. Я потрогал глаза: оба на месте. Покрутил руками: целы. Ноги тоже в порядке. На штанах и рубашке появились новые пятна грязи. Швы на кроссовках пропитались красным.
Я вышел на улицу и сощурился от яркого света. Справа, наполовину укрытая туманом, несла свои мутные воды речка. Она выглядела прежней, но неуловимо изменилась. Теперь от нее исходило другое ощущение, поскольку знал, что река-оборотень.