С рассветом путники снова надели свои мокроступы, и бодрее пошагали дальше. Шагать, правда, стало не в пример веселее: тину разрезалась каменистая грива, по которой они как на крыльях летели. Грива становилась все шире, и вывела их на окаймленную лиственным леском лужайку, густо усеянную приземистыми кустами с узорчатыми листьями. Кусты обильно усыпали сизоватые ягоды с дивным сияющее-золотистым отливом, которых Славка в плавнях ни в том времени, ни в этом прежде не видал.
- То, Вятше, дар богов - сладица. Только в приречных болотинах ее сыскать и можно, причем не каждое лето она родится. А если родит, то помалу, - наставительно промолвил волхв. - Ежели животом скорбен - выпей из нее настойки. Ежели огневица одолела - отвар из сладицы надо пить. А добавишь ее в бражку, так за столом грусть-тоска тебя покинет, а поутру похмельем маяться не будешь. Так что бери туесок, и вперед: чтобы все спелые, недавленые ягодки до одной выбрали, и с бережением на Белогрудов доставили.
С хозяйского плеча спрыгнул и Полкан. Соратник по болотному походу сладицу дегустировать не стал, а вот козявки в кустах ему пришлись по вкусу. Бережно отрывая ягодку за ягодкой, и складывая их в туесок, Славка вдруг услышал отрывистое кваканье - по тону, как у дворовой собачонки, когда она прохожего облаивает. Заинтригованный кэп нашел Полкана взглядом. Тот сидел у какого-то ничем не примечательного кустишки с двумя ягодками на маковке, будто на шляпке, и задорно его обквакивал. Славка подошел, потянулся сорвать ягодки, а кустик...отпрыгнул в сторону, и свернул из побега взаправдашний кукиш. От неожиданности кэп на задницу плюхнулся, и едва содержимое туеска из березовой коры не рассыпал. Со стороны волхва послышался смешок: "Ну и везет же тебе, Вятша, на болотных жителей. То моховик. Он сладицу стережет, чтобы зеленые ягоды до срока никто не рвал, и потравы на ягоднике не чинил". У лягуха на морде появилось прямо-таки юмористическое выражение: мол, какого я тебе, хозяин, приятеля нашел!
Сплюнув в сердцах, кэп отвернулся, и вновь занялся набиванием туеска. Лишь когда на полянке не осталось ни единой спелой ягодки, Славка с волхвом засобирались в обратную дорогу. Дошли без приключений, провожаемые бульканьем довольного багника. Его волхв щедро одарил пригоршней сладицы, швырнув ягоды прямо в раззявленный ротище. Видать, не первый раз за свободный проход расплачивался - прикормил, как рыбку. Больше приключений не было до самого дома. А дальше так и пошло день ха днем. Волхв пускал трофеи в переработку, на горшках в курногой избушке булькали зелья да настойки. Что-то зельевар спускал в подпол, за чем-то приходили купец да родовичи, оставляя взамен кто харчи, кто меха, кто кусочки рубленого серебра.
День-два, и волхв опять появлялся на пороге Славкиной хаты, вытаскивая в новый поход. Хаживали на вурдалачье племя, что путника у самого селища схарчило. Уходя от погони, двужильные вурдалаки метали петли, словно зайцы, устраивали засады, прыгали на голову с деревьев. С ними Славка второй кожаный доспех перевел, но пяток бестий на свой счет записал-таки. Волхв "своих" не считал - сабелькой на куски порубил, да и ладно.
Чудес и монстров кэп за эти дни перевидал столько, сколько и за всю прошлую жизнь не надеялся увидеть даже в компьютерных играх. А уж нечисти упокоил - на хорошее кладбище хватит. Заодно полезными навыками обзавелся. Да и приношениями новый напарник делился по справедливости: голодная зима пришельцу из безвременья теперь уж точно не грозила, хоть он на огороде не возился, не сеял, и не жал. Да и соседи, постоянно видя хозяина хатки в компании волхва, стали относится очень уважительно. Славка, впрочем, нос не задирал - понимал, что со своим куцым опытом новой жизни без советчиков и помощников ох как солоно придется.
Эта жизнь, конечно, безмятежности и довольства не сулила. Но кэп часто припоминал слова бортника с острова Лады - его новая жизнь и впрямь оказалась достойной мужчины. Но ощущалась в ней какая-то неполнота, незавершенность, что ли. И Славка понимал, почему - душа изнывала от одиночества. В маятных снах вокруг кэпа опять кружился хоровод прелестниц, в котором отчего-то все чаще "нарисовывалась" и совсем не гламурная пышечка с безымянного острова. Мастер уж думал сплавать, да проведать островитянку - благо приглашала. Да все какие-то хлопоты мешали. То настроения не было, то сомнения одолевали: помнит ли, или кто другой к очагу прибился. А новая встреча между тем близилась, назначенная самой судьбой.
Глава шестая. Грозовый гон.
...Кряхтя, сгорбившийся от натуги Славка волок к Миролюбовой кузне тяжелые мешки с металлом, перекинутые через плечо на манер хурджина. Поход "на раскопки" удался - изрядно поработав лопатами, откопали какую-то мастерскую, и всяких железок на кузнецовы поделки там отыскалось тьма-тьмущая. Но и вымотались изрядно: солнце к началу осени только добавляло жару, и вторую неделю даже не выпадали утренние росы. Воздух словно застыл киселем: не было ни ветерка. Так что пер родович свой груз в кузню, и мечтал только об одном - помыться бы да отоспаться всласть. Однако с помывкой у него все сложилось куда раньше, чем думалось. На ясное небо как-то мгновенно наползли тучи, штиль мигом сменился яростными порывами ветра, и грянула гроза. Хлестнули тугие струи дождя, и переносчик враз ощутил себя тюленем, по недоразумению выползшим на сушу. Подавив желание спрятаться под первый же попавшийся навес, мокрый Славка только прибавил шагу - до кузни-то всего ничего оставалось. Сбросив, в конце концов, мешки у горна, кэп переждал, когда хляби небесные чуток прикроют створки, и утомленно пошлепал по жидкой грязи домой.
Дождь почти утих - сверху сыпались только редкие холодные капли. Но шквал и не думал стихать, лишь усиливался, а наверху разбушевалась гроза. Напор ветра погнал речную воду вспять, и у берега стало прямо на глазах обнажаться илистое дно. В черный ил били и били мертвенно-белые молнии. Ил словно вскипал, и со дна стали подниматься непонятные силуэты. Сбрасывая с себя ошметки водорослей, они сбились в стаю, и раскачивающейся походкой решительно двинулись к селищу. Тут-то Славка и узнал в них старых знакомых - мертвячью компанию наподобие той, которую упокоил на Крестовом острове, только куда побольше и грозней. Мерзкие "приятели" вели себя не в пример активнее, словно подзарядившись от молний - и ступали увереннее, и с шага моментами срывались на бег. Из хат высыпали мужики, вооружившиеся кто чем. "Сбивай строй!" - раздалась громкая Яромирова команда.
Славка, оказавшись с пустыми руками, метнулся к себе домой. Застыл в раздумье, что взять - привычную острогу или трофейную сабельку. Решившись, схватил острогу, уже ощущавшуюся как продолжение право руки, и побежал к родовичам. Их сплоченный строй застыл на берегу, сбивая обратно в иловое поле напористо лезущих навьев. Вонючие костяки рассыпались под размашистыми ударами, но уцелевшие по-прежнему норовили вцепиться в оружие, повалить бойца, утащив в ту черную дрянь, откуда вышли сами. Спасал только строй: смыкая ряд, жители Белогрудова отбивали навал, не пропуская голодную орду нежити к хатам, детям и женкам. Побоище длилось и длилось, появились раненые, но напор мало-помалу стал стихать - у нежити "резервы", похоже, стали заканчиваться. Последняя атакующая тварь, до поры до времени осмотрительно державшаяся позади зомбячьх рядов, выскочила на груду костей, измолоченных ударами цепов, молотов и мечей.