Внезапно Энни осознала, что вид пищи вызывает у нее тошноту. Она подумала уныло о причинах такой реакции. То ли это потому, что ее любовь к Стиву оказалась низким чувством, то ли ложь и увертки стали тому виной…
Она позвонила Стиву два дня назад, когда поняла, что больше не может жить, не увидев его. У нее дрожали руки, когда она набирала его номер, но чувство уверенности вернулось сразу, как только он поднял трубку и она услышала его теплый спокойный голос.
– Я могу освободиться на целый день, до самого вечера, – сказала она.
– Когда?
– В четверг, хорошо?
– Конечно! Где-нибудь вместе проведем ленч. Вот так они и договорились.
…Энни положила деревянную ложку в раковину к грязной посуде.
– Мартин, обед готов.
– Отлично!
Вечер прошел, как обычно. Но в эту ночь Энни плохо спала, беспокойно ворочалась, разрывалась между чувством вины и счастьем от предвкушения предстоящей встречи.
Утром, когда дом опустел и все затихло после торопливых сборов, она медленно, как во сне, обошла все комнаты, поправила подушки на старой софе, завела маленькие французские часы на каминной полке и, наконец, поднялась наверх. Энни подержала в руках флакон лосьона для тела, потом открыла ящик комода и посмотрела на белье, аккуратно уложенное там. У нее был один комплект дорогого шелкового белья, но это был подарок Мартина, сделанный им год назад на ее день рождения…
Энни взяла простое обычное белье и задвинула ящик. Потом сняла с вешалки вельветовое платье и одела его, стараясь не смотреть на свое отражение в зеркале платяного шкафа. Одевшись, Энни пошла в ванную, зачесала свои волосы так, чтобы они волнами легли вокруг ее лица. Немного поколебавшись, она достала пару гребней из черного янтаря, которые ей подарила Тибби, сказав при этом: «Мне они не нужны, у меня волосы стали слишком редкие». Этими гребнями Энни заколола волосы назад и только теперь посмотрела на себя в зеркало. Глаза блестели, на скулах горели пятна румянца, словом, вид у нее был такой, будто она собиралась сделать нечто ужасное и отчаянное. В полдень она одела свое серое пальто, купленное взамен того, что было на ней тогда, на Рождество. Господи, когда это было? Энни взяла чековую книжку, оставленную Мартином, и положила ее в сумку. Несколько мгновений она стояла глядя на телефон, думая, что еще есть время позвонить Стиву. «Скажу, что не смогу прийти». И тут же подумала о том, как он сидит в своей пустой квартире и ждет ее прихода.
«Я должна идти. Я не могу сейчас звонить. Не сейчас».
Энни вышла из дома. Она собиралась как обычно захлопнуть дверь, но на этот раз, что-то остановило ее, и она тихо прикрыла за собой. Та издала легкий, мирный щелчок.
Стив жил на последнем этаже огромной многоэтажки, недалеко от района Харроудз. Энни вошла в зеркальный лифт, и он повез ее наверх. Она старательно отворачивалась от собственных неприветливых отражений. Наконец, двери открылись и, Энни оказалась в длинном коридоре, устланном толстыми коврами. Она заколебалась, бросила последний взгляд на свое отчаянное, испуганное лицо в зеркале лифта и пошла, утопая в глубоком, мягком ворсе. Энни позвонила, и Стив медленно открыл дверь.
Он поцеловал в щеку, взъерошил ей волосы и произнес:
– Заходи.
И она вошла вслед за ним.
Комната казалась пустой, удивительно высокой, была окрашена в серые и кремовые тона. Немногочисленная обстановка производила впечатление изысканности и достатка. В дальнем углу комнаты стоял длинный черный стол, заваленный бумагами.
– Ты работаешь? – спросила Энни. В этом окружении Стив внезапно показался ей совсем чужим, незнакомым.
– Пытаюсь… – его кривая усмешка выдала волнение и тревогу, которую он испытывал так же, как и Энни. Он спросил:
– Хочешь чего-нибудь выпить?
Энни вспомнила разговор, который они когда-то вели в больнице. Стив тогда сказал:
– Я не предлагал тебе выпить в каком-нибудь укромном баре. Я даже не знаю, что тебе больше нравится: белое вино или водка с мартини.
«Ну вот, достаточно укромное место, – подумала она. – Почему мы раньше не понимали, что все в конце концов, придет именно к такому финалу?»
– Просто белого вина, – сказала она, – и содовой, пожалуйста.
Стив кивнул. Энни поняла, что он тоже помнит этот разговор.
Она подошла к черному дивану, продолжая осматривать пустынную комнату. Стив налил ей вина, подал стакан, и Энни отпила с наслаждением, чувствуя терпкий букет напитка.
– Почему тут ничего нет, – внезапно спросила она. – Ни украшений, ни сувениров?
Стив обескуражено оглянулся.
– А что, это плохо?
– Такое ощущение, что ты собрал чемоданы. Ничего, что я спрашиваю?
Стив расхохотался.
– Ничего страшного, в самом деле. Думаю, мне не хотелось, чтобы о чем-нибудь мне напоминала.
– Иди ко мне, – попросила Энни, взглянув на него снизу вверх. Они сели рядом, почти соприкасаясь головами.
– Не очень похоже на твой дом, правда? У тебя дом полон воспоминаний.
– Да… – ответила она. – У тебя легче.
Они еще выпили, помолчали. А когда Стив заговорил, его голос звучал легко, жизнерадостно, словно что-то изменилось и все вокруг стало абсолютно другим.
Когда они допили вино, Стив сказал:
– Ты знаешь, я собираюсь пригласить тебя на ленч. – Хочу сразу предупредить – сам я готовить не умею.
– Думаю, тебе надо иметь хоть какой-нибудь маленький недостаток, – весело откликнулась Энни.
И все же, несмотря на оживленный разговор, оба они думали о том, что им известно немало разнообразнейших фактов из жизни друг друга – фактически все самое важное. Но в то же время, они не знали множества таких вещей, которые могли бы припомнить добрые знакомые. Было странно сознавать, что у них есть все и ничего…
Ресторан был недалеко.
Стив теперь ходил быстрее и меньше опирался на свою трость.
– Говорят, что хромота останется, – сказал он. – А в целом, нога будет, как новая. Энни, посмотри на меня!
Они остановились на людном тротуаре, прохожие торопились мимо, а они стояли в сутолоке, отдаленные от всех невидимой стеной любви, и солнце заливало их своим светом.
– Мы счастливы, ты помнишь?
Энни взглянула в лучистые глаза Стива, потом посмотрела на улицу, наполненную шумом автомобилей и многоголосием толпы, на краски весеннего дня, на яркие витрины магазинов, и снова перевела взгляд на любимого и неразделимая радость переполнила ее сердце и светлая улыбка озарила ее лицо. Стив улыбнулся ей в ответ, и они пошли дальше, к ресторану.
Это было маленькое, уютное заведение, в котором за столиками сидели респектабельные на вид посетители. Их разговоры сливались в глухой негромкий шум.
Один официант подвинул Энни стул. Другой развернул перед ней салфетку. Метрдотель подал ей меню. Она взглянула в него – выбор был небольшой, но все блюда дорогие и изысканные. После того, как заказ приняли, Энни откинулась на стуле, удовлетворенно глядя вокруг.
– Мне тут нравится.
Стив приподнял свой бокал, кивнул ей.
– Мне тоже здесь нравится, потому что тут есть ты. – Этот ленч Энни запомнила на всю жизнь. Исчезли из памяти отдельные детали, но чувство спокойной безмятежной роскоши, то, как сочетались теперь вино и вкусная еда, от того, что Стив рядом, – это не забылось.
Ей было так хорошо, она чувствовала себя такой, так раскованно, что была как никогда остроумна, находчива, особенно, Энни ловила на себе восторженные взгляды Стива, да и сама точно знала, что глаза ее сияют, щеки разрумянились, что она в эти минуты очаровательна и необычайно мила. Все обыденное мелочное рутинное покинуло ее, и Энни превратилась в какое-то волшебное существо – в прекрасную женщину, олицетворение любви и счастья.
Стив сидел напротив нее, не видя и не слыша ничего и ничего вокруг, кроме ее лица и голоса, и его глаза светились счастьем и гордостью за Энни.
Ничего плохого теперь не случится. НЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ НИЧЕГО ПЛОХОГО!
И вот опустели чашки от кофе, Энни доела последние засахаренные ломтики каких-то экзотических фруктов, больше похожих на бриллианты в драгоценной оправе, чем на кулинарные изделия. Она прищурилась, посмотрела по сторонам и увидела, что ресторан опустел, и в нем остались только они вдвоем.