Заметив предательскую слезу, мелькнувшую под седыми бровями Зигфрида, Надя решила ковать железо, пока горячо:
– Господа доблестные рыцари, проявите еще раз ваше прославленное великодушие! Княжна Марфа только позавчера освободилась из пут, сковывавших ее долгих два столетия, и неужели вы не согласитесь исполнить самую малую ее просьбу – повременить с казнью?!
Рыцари пристыженно молчали, избегая смотреть друг на друга и на Марфу. Наконец, Зигфрид вздохнул:
– Пожалуй, правда – незачем омрачать столь радостный день топором и веревкой. Не думаю, что Его Величество Александр одобрил бы такую поспешность.
– А когда он прибудет? – спросил кто-то из толпы рыцарей.
– По моим прикидкам, совсем скоро, – чуть улыбнулся предводитель в седые усы. – А вы, господин повар, можете приступать к своим основным обязанностям…
– Слава те, господи! – обрадовался повар и проворно покинул залу, пока рыцари не передумали и не заставили его вернуться к обязанностям королевского палача, коими он явно тяготился.
– Вы, Одиссей, отведите Виктора обратно в его покои и проследите, чтобы он там оставался, пока наш король не распорядится по своему усмотрению, – продолжал Зигфрид. – А мы с вами будем готовиться к встрече Его Величества Александра.
Рыцари расступились, и Виктор в сопровождении Одиссея медленно вышел из залы. Уже в дверях он оглянулся, и его взгляд на миг встретился со взглядом Марфы.
Господа рыцари по одному стали покидать Тронную залу, и каждый из них счел своим долгом почтительно поклониться Марфе. И скоро во всей зале остались только княжна и Надя.
– А здорово вы сыграли, Ваша Светлость, – не без доли восхищения произнесла Чаликова. – Или… Или это не было игрой?
Княжна подошла к запыленному окну, откуда открывался широкий вид на болота.
– Если бы я знала, – тихо вздохнула Марфа. – Если бы знала…
Василию казалось, что они идут бесконечно долго, однако, бросив взор на часы, он убедился, что с того момента, когда Чумичка забросил в Черную трясину первый камешек с тряпочкой, прошло чуть больше часа. Впрочем, и боярин Василий, и Иван-царевич понемногу привыкали к ходьбе по зыбким невидимым мосткам, проложенным над бездонной мертвою трясиной.
Вдруг Чумичка обернулся:
– Внимательно глядите по сторонам – где-то должно быть возвышение.
Дубов с Покровским остановились и стали оглядывать однообразные окрестности.
– А разве твои камешки не приведут нас к цели? – удивился Василий.
– Они приведут нас туда, куда мы их закинем, – пояснил Чумичка.
– Стало быть, если мы пройдем мимо… – Детектив не закончил мысли.
– То выйдем на другой край трясины, – подтвердил Чумичка его подозрения.
– Поглядите, кажется, там что-то блестит, – не очень уверенно проговорил Иван-царевич, указывая вперед и немного влево. Приглядевшись, его спутники должны были согласиться, что неверное осеннее солнце и впрямь отблескивает в этом месте значительно ярче, нежели в обычных болотных лужах и омутах.
Чумичка закинул очередной камешек в указанном направлении, и вскоре стало ясно, что путь выбран верный – солнце отражалось в некоем стеклянном или даже хрустальном предмете, который покоился на небольшом возвышении посреди болота.
Последний камешек, брошенный Чумичкой, приземлился у самого подножия, и путники, снедаемые любопытством, поспешили к цели своего путешествия.
Вскоре перед ними предстал огромный хрустальный гроб, подвешенный на ржавых цепях, которые были приделаны к четырем замшелым каменным столбам. При дуновениях ветерка цепи жалобно поскрипывали, и Василию подумалось, что так, наверное, стонут неприкаянные души.
Между тем Чумичка ходил вокруг гроба и примеривался, как бы получше снять с него крышку. Видимо, не найдя возможности сделать это с помощью колдовства, он просто взялся за край и попытался сдвинуть крышку с места. Боярин Василий и Иван-царевич стали ему помогать, и вскоре общими усилиями им удалось снять крышку и с величайшей осторожностью положить ее на землю рядом с гробом. Как ни странно, почва на этом клочке земли, окруженном непроходимой трясиной, была очень твердой и прочной.
Покровский медлил, не решаясь заглянуть в гроб, и это сделал Василий. В гробу, прикрытая до плеч белым кружевным полотном, лежала женщина. Дубова поразило ее сходство с портретом Натальи Кирилловны – несомненно, то была именно она. Чуть заметное дыхание и легкий румянец на щеках говорили, что она жива, только крепко спит.
– Да, это баронесса Наталья Кирилловна, – прошептал Иван, наконец-то решившись глянуть на свою прабабушку, которая казалась чуть ли не моложе своего правнука.
– Ну что, начнем будить? – деловито спросил Чумичка.
– Погодите, – остановил его Покровский. – Я тут подумал, а нужно ли это делать теперь? И что мы сможем предложить Наталье Кирилловне -совершенно чуждый мир, к которому она вряд ли сможет привыкнуть?
– Ну, мы же не оставим ее тут, – возразил Василий, – а возвратим в «нашу» реальность…
– Так я об этом и говорю, – подхватил Иван. – Наша реальность несколько изменилась, а баронесса осталась там, в девятнадцатом веке. Может быть, лучше оставить ее в покое, пускай спит дальше?
– Спокойно спать ей не дадут, – вмешался Чумичка. – Едва собака Херклафф очухается, то тут же вернется сюда и так ее перезаколдует, что потом ни один чародей ничего поделать не сможет!
– Для чего? – удивился Дубов.
– Да как вы не понимаете! – топнул ногой колдун. – У Херклаффа в последние дни сплошь неудачи – и стекло потерял, и княжна расколдовалась, даже Змей Горыныч и тот расколдовался. А коли и здесь не по-евоному будет, так сами понимаете…
– Это правда, я тоже иногда весьма болезненно переживаю профессиональные неудачи, – согласился Василий. – Но как же нам осуществить ее пробуждение, так сказать, на практике?
– Боюсь, что от меня будет мало проку, – вздохнул Иван Покровский. -Ведь пробудить Наталью Кирилловну должен настоящий потомок, а я, как доказала госпожа Хелен фон Ачкасофф, к тем самым баронам Покровским никакого отношения не имею…
– Чепуха, – заявил боярин Василий, – вы ведь и ни к каким августейшим династиям отношения не имеете, а роль Ивана-царевича сыграли как нельзя лучше.
– Ну, разве что, – пожал плечами Иван, – да все ж сомнительно.
– Ну, ближе к делу, – вновь поторопил Чумичка. – Дни теперь короткие, а нам ведь еще назад возвращаться.
– А как ты собираешься ее будить? – вновь спросил боярин Василий. -Может быть, живой водой из скляночки?
При этом Дубов вспомнил доктора Серапионыча с его знаменитым «эликсиром», который разбудил бы мертвого – не то что спящего.
– Не, здесь живая вода не годится, – подумав, ответил Чумичка. – Бес его знает, как она действует. Если бы мы знали, каким именно способом Херклафф ее заколдовал, то можно было бы пробовать и так, и эдак. А то как бы не навредить еще больше…
Чумичка осторожно откинул полотно, закрывающее Наталью Кирилловну. На фоне светлого платья выделялся крупный медный медальон на цепочке.
– Занятная вещица, – пробормотал колдун, – поглядите-ка сюда.
Медальон имел неправильную форму – вернее, он был бы круглым, если бы почти треть не казалась как будто отломанной. Всю поверхность украшали какие-то знаки, которые можно было бы принять и за некий экзотический орнамент, и за письмена, составленные на неведомом наречии.
– Все-таки зря Надя подсмеивается над моей сыщицкой интуицией, – как бы про себя произнес Дубов. – А она есть!
Спутники удивленно посмотрели на него.
– Скажите, Иван, у вас с собой та железяка, что мы нашли в ларце старого барона Покровского? – продолжал Василий.
– Должна быть, – не очень уверенно ответил Иван-царевич. – Вы же велели мне взять ее с собой.
Покровский опустил рюкзак на землю, и скоро чуть ли не все невеликое пространство, окружавшее гроб с Натальей Кирилловной, заполнилось его содержимым – всякими пакетиками, мешочками, медикаментами, металлической посудой и прочими вещами, необходимыми в путешествиях.