Похоронный обряд был в полном разгаре. Вся многочисленная челядь господина Беовульфа в темных нарядах собралась на родовом погосте Розенштернов, дабы проводить в последний путь скоропостижно скончавшегося боярина Василия. Солнце едва взошло, и капельки ночной росы живописно переливались на траве и на внушительных каменных надгробиях.
На возвышении перед разверстой могилой стоял роскошный гроб, украшенный серебряными заклепками и позолоченными цепями. Рядом с гробом «толкал» прочувствованную речь представительный господин в черном камзоле – старший дворецкий Беовульфа.
– О смерть, злодейка-Смерть, зачем ты возложила свою хладную костлявую длань на этого замечательного человека? Зачем подослала подлых убийц к его ложу? Вдали от любимого Отечества, вдали от родных и друзей…
Судя по поэтическим оборотам, можно было понять, что сочинитель сей речи обладал незаурядным талантом. Действительно, автором был собственной персоной господин Грендель, а самый первый ее слушатель, господин Беовульф, рыдал, будто малое дитя, хотя «отпеваемый» находился там же, в комнате приболотной корчмы, и внимал похоронной речи вместе с Беовульфом.
– Кто бы он ни был, этот гнусный убийца, его постигнет участь, коей он заслуживает, – продолжал дворецкий, – и мой владетельнейший хозяин, господин Беовульф, со своей стороны обещал и поклялся сделать все, дабы наказан был не только убийца боярина Василия, но и те, кто его послал!..
Участники траурной церемонии слушали надгробное слово не очень внимательно, время от времени переговариваясь между собой.
– Все-таки наш хозяин благороднейший человек, – говорил начальник псарни главному повару. – Мало того что дозволил хоронить боярина Василия на своем родовом погосте, так еще и уступил ему свой лучший гроб.
– А что же он сам не пришел на погребение? – спросил повар.
– Занемог, бедняга, – вступила в беседу горничная. – Вообще-то он очень хотел быть сам и произнести прощальное слово, но пришлось остаться дома, – и она махнула рукой в сторону замка.
Все эти разговоры велись голосами куда более громкими, чем приличествовало при погребении, и предназначались, главным образом, нескольким темного вида личностям, явно не из местных жителей, которые шныряли в толпе провожающих.
Домовой Кузька, а он и был своего рода негласным распорядителем похорон, сидел на каком-то старом надгробии, сделанном из огромного серого валуна, и подавал условные знаки, когда надо заводить разговоры. Темные личности жадно ловили ушами всю эту дезинформацию и, отойдя в сторону, украдкой записывали ее на клочки пергамента.
Рядом с валуном стояли корчмарь-леший и его друг водяной, держащий в руках венок из болотных трав и тины с вплетенными в него кувшинками. Время от времени, слушая погребальную речь, водяной начинал трястись беззвучным смехом, и тогда Кузька строго тыкал его пальцем в бок:
– Ты что, забыл, где находишься?
– Так это ж я так плачу, – хихикая, отвечал водяной.
– Эх, какого человека загубили, – вздыхал леший. – Где я еще такого постояльца найду?!
– …так покойся же, боярин Василий, с миром, – вещал дворецкий. И со слезами завершил: – И суждено душе нетленной В веках скитаться по Вселенной.
(Очевидно, сочиняя погребальное напутствие, Грендель все-таки не удержался от того, чтобы вставить туда парочку своих гениальных строчек).
Промокнувши глаза платочком, дворецкий отошел в сторону, а его место занял квартет плакальщиц-кикимор, Кузькиных знакомых. Обступив гроб, они жалостно заголосили:
– Ох ты батюшка боярин свет-Васильюшка,
На кого ж ты нас покинул, горемычныих,
В путь далекий ты собраисся,
Во неродную землю-матушку,
Во землю-матушку во болотную…
Кузька чуть заметно махнул рукой, и главный псарь спросил у повара:
– А почему гроб не открывали?
Повар пожал плечами, но вместо него ответил Беовульфов садовник:
– Да говорят, его эти злодеи так изуродовали, что глядеть страшно.
– Ну и дела, – вздохнул повар. – И кому только боярин Василий дорогу перешел?
– Да обычные лиходеи, – уверенно заявила горничная. – Решили, видать, что у него злата много, да просчитались – у боярина Василия при себе ничего-то и не было.
Дворецкий подошел к Кузьке:
– Кузьма Иваныч, может, пора завершать?
– Пожалуй, что пора, – согласился домовой и кивнул плачеям.
Те, допев очередной душещипательный куплет, замолкли, и несколько здоровенных работников стали опускать гроб в сырую землю.
Король Александр, паж Перси и несколько наиболее надежных слуг собрались перед дверью одной из комнат.
Его Величество осторожно постучал в дверь. Никто не откликнулся, и тогда, постучав громче, Александр крикнул:
– Донна Клара, отворите или хотя бы дайте знать, что вы внутри и живы! – Так как и это предложение осталось без ответа, то король велел одному из слуг: – Открывайте!
Слуга, он же, по-видимому, и королевский ключник, выбрал увесистый ключ из огромной связки, висевшей у него на шее, попытался отворить дверь, но ничего не вышло.
– Там ключ внутри, – пояснил ключник.
– М-да, нехорошо, – нахмурился король. – Ну что ж, ломайте дверь!
То, что Чаликова увидела в комнате, заставило ее, многоопытную журналистку, неоднократно бывавшую в так называемых «горячих точках», стремглав выбежать в коридор. У короля же Александра хватило выдержки пробыть там еще некоторое время и сделать кое-какие наблюдения, после чего он в сопровождении Нади удалился в свои покои.
– Ясно одно, что дело не в чтении стихов Касьяна, – как ни в чем не бывало произнес Александр, привычно устроившись за своим столом.
– Да-да, – через силу кивнула Надежда. – Тут что-то другое…
– Довольно странный случай, – продолжал король. – Донна Клара съедена, царствие ей небесное, дверь закрыта изнутри, а людоеда внутри нет. По вашей логике получается одно – самоубийство.
– Да-да, – машинально подхватила Надя, – и тогда появляется еще одна версия: донна Клара совершила предыдущие два преступления и теперь, терзаемая угрызениями совести, съела сама себя… Что? – удивилась Чаликова собственным словам. – Что-то меня немного занесло.
– Самую малость, – через силу улыбнулся Александр. – И не удивительно, особенно после того, что вы увидели. Впрочем, окно в спальне было только прикрыто, но полностью не закрыто.
– Стало быть, преступник бежал через окно? – уже почти деловито проговорила Надя. – Ваше Величество, вы не обратили внимания, нет ли под окном каких-то следов?
– Да, я сразу же глянул вниз, но никаких следов не заметил, -вздохнул король. – И это тоже странно. Земля мокрая, но дождя не было. -Александр задумчиво глянул в окно. – Наверно, уже сегодня возобновится связь с окружающим миром…
– Значит, людоед выпрыгнул из окна, заровнял следы, а затем либо ушел на болота, либо вернулся в замок через одну из дверей, – уверенно предположила Надя.
– Его бы заметили, – возразил Александр. – А впрочем, ваше предположение отчасти похоже на правду.
– Не сомневаюсь, что тут все гораздо сложнее, – заметила Надя. – Или наоборот – до предельного просто.
Уже совсем рассвело, а Грендель все продолжал вести Дубова и Беовульфа через болота.
– Красивые все-таки у нас места, – говорил он, указывая на перелесок вдали на холме. – Октомврий уж настал, уж роща отряхает… А за тою рощей начинается Черная трясина, самое страшное место во всей Новой Ютландии -если кто туда попадет, то возврата ему не будет.
– А что так? – заинтересовался Василий.
– Говорят, что эта местность заколдована, чтобы никто не мог туда проникнуть. Будто бы там сокрыт хрустальный гроб…
– А-а, знаю! – захохотал Беовульф. – Стоит хрустальный гроб, а в гробу спит юная дева и ждет своего прекрасного принца! Слышали мы эти бабкины сказки.