– Да нет же, – с досадой ответил Грендель. – Никакая это не юная дева и не принцесса, а замужняя женщина. И лежит она там почитай без малого полтораста лет…
– А кто же ее освобождать должен, коли не принц? – несколько удивился Василий.
– Я так слышал, что это должен быть ее прямой потомок, внук, или даже правнук, – не очень уверенно сказал Грендель. – Осторожнее, там топкое место, заберите чуть правее… А вон там, – указал он совершенно в другую сторону, где начинались «грядки», чередующиеся канавками, – то место, где княжна Марфа закончила свой недолгий век в человеческом обличии.
– Сказкины бабки! – опять захохотал Беовульф и в очередной раз провалился чуть не по колено в болотную жижу. – То есть, я хотел сказать, бабкины сказки.
– Какие еще сказки! – возмутился Грендель. – Ведь даже наш Ново-Ютландский король Иов, который правил в те годы, установил на этом месте памятный камень. Он и по сей день там стоит!
– А это не может быть, извините, просто дань поэтическому сказанию? -осторожно заметил Дубов. – Например, для привлечения любопытствующих.
– Ну конечно же нет, – воскликнул Грендель. – Когда у нас будет время, я непременно свожу вас, маловеров, туда – там все сохранилось, как было двести лет тому назад. Княжна не знала, куда ей деваться, и побежала по одной из «грядок». Но ей не посчастливилось – знаете, часть из них сквозные, по ним можно было пройти через все болото, и тогда Марфа имела бы надежду спастись. А она как на грех побежала по «грядке», которая заканчивалась там, где сходились две канавки, а броситься в воду она не решилась. Тут ее нагнали подручные князя Григория, а колдун превратил в лягушку. С тех пор она в тех местах, говорят, и обитается.
– Свежо предание, а верится с трудом, – заметил Василий.
– Я ж говорю – сказки! – добавил Беовульф. Грендель только махнул рукой, не желая пускаться в пустые споры.
Некоторое время спутники шли молча, и лишь когда они миновали невысокий холм, поросший кустарником, Грендель разомкнул уста:
– Здесь начинаются владения князя Григория. – И, обернувшись назад, с чувством произнес: – О Мухоморская земля! Уже за шеломянем ты еси.
Беовульф лишь фыркнул, а Василий подумал, что у Гренделя наверняка в суме хранится мешочек с горстью родной болотной земли.
С утра у князя Григория раскалывалась голова – как уже двести с чем-то лет подряд в этот день, четвертого октября. Но князь, привыкший не поддаваться обстоятельствам, уже с утра находился в своем рабочем кабинете. Ему предстояла нелегкая задача – установить, кто из двух князей Длинноруких настоящий, а кто самозванец, а главное – с какими целями этот самозванец прибыл в Белую Пущу. Князь Григорий чувствовал, что появление двух Длинноруких тоже как-то связано с остальными событиями последних дней, и оттого очень хотел докопаться до истины.
– Ну что, Каширский, хоть это-то вы сможете? – спросил князь Григорий у чародея-недоучки, который в почтительной позе стоял перед княжеским столом.
– А как же, Ваша Светлость! – рассыпался в уверениях Каширский. -Мне это раз плюнуть.
– Посмотрим, – процедил князь Григорий и хлопнул в ладоши. Тут же охранники ввели в кабинет обоих Длинноруких. Оба, несмотря на ночь, проведенную в неволе, чувствовали себя бодро и уверенно.
– В первый и последний раз призываю одного из вас признаться в самозванстве, – морщась от головной боли, произнес князь Григорий. Оба Длинноруких молчали. – Ну что ж, пускай вам будет хуже, – с угрозой продолжал князь, не дождавшись признания. – Каширский, приступайте!
Каширский встал посреди комнаты напротив обоих Длинноруких и, сделав страшное лицо, заговорил замогильным голосом:
– Энергия правды перетекает к вам, и вы не сможете лгать, как бы того не хотели… Даю вам установку признаться в том, что вы не тот, за кого себя выдаете…
Один из Длинноруких внимал «установкам» чародея и даже чуть покачивался в такт его речи, другой же остолбенело взирал на Каширского, слегка приоткрыв рот.
– Ну, говорите же! – закончил свой сеанс Каширский.
Первый из Длинноруких прекратил раскачиваться и, положив руку на грудь поверх порванного кафтана, торжественно провозгласил:
– Был, есмь и буду князь Длиннорукий, градоначальник Царь-Городский, заточенный во узы по вражиим наветам!
– И я тоже! – расплылся в дурацкой улыбке второй.
– Ну? – грозно обернулся князь Григорий к Каширскому. – Что же твои хваленые чародейства?
Каширский с умным видом почесался там-сям, пожевал губами и в конце концов выдал резюме:
– Они оба настоящие.
– Что-о? – зловеще прошипел князь, скривив тонкие губы то ли от головной боли, то ли в усмешке.
Каширский побледнел, сжался и быстро залепетал:
– Это был пробный тест, мой повелитель. Пока что ясно то, что один из них – настоящий Длиннорукий, а другой подготовился к тому, что может быть подвержен психологическому сканированию со стороны столь квалифицированного специалиста, как ваш покорный слуга. Видите ли, князь…
– Пока что я вижу одно, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, перебил князь Григорий, – то, что ни от вас, ни от госпожи Глухаревой нет никакой пользы.
– Вы ко мне несправедливы! – возмутился «квалифицированный специалист», но князь его не слушал:
– Вы завалили дело с Гренделем и Беовульфом – раз. Вы даже боярина Василия не могли убрать чисто – два. Прикажете продолжать?
– Нет, не надо, – поспешно ответил Каширский.
– Тогда делай свое дело!
Каширский снова набычился, напрягся и даже чуть зашевелил ушами. Один из Длинноруких устремил взор на Каширского и немного подался в его сторону. Второй же Длиннорукий все так же стоял столбом с видом полного дурака. Похоже, что опыты чародея действовали на обоих, только по-разному. И вдруг в звенящей тишине из-под княжеского стола выкатилась крупная золотая монета. Она, поблескивая боками, деловито двигалась в сторону двери, и путь ее пролегал ровно промеж обоих Длинноруких. И вот тот из них, что покачивался в гипнотическом трансе, ловко, как кот на мышь, бросился на монету.
– Кхе-кхе, – усмехнулся князь Григорий, – вот мы и разобрались, кто здесь самозванец.
– Это не я! – испуганно подал голос тот Длиннорукий, что лежал на полу, крепко сжимая в жирной ручонке золотой.
– Конечно, не ты, – спокойно отозвался князь. – Тебя спасла от темницы твоя воровастая сущность. – И, уже обращаясь к Каширскому, зловеще продолжил: – Вот мы и разобрались, любезный, без твоих фиглей-миглей.
Каширский сжался, как кролик перед удавом:
– Ну, это по чистой случайности, вы обронили монетку…
– Это у тебя с Анной Сергеевной все чистые случайности, – с неприятным хрустом размял длинные пальцы князь. – А у меня точный расчет.
– Ваша Светлость, если бы вы соизволили мне дать еще немного времени, то я бы все непременно и сам…
Но тут произошло нечто неожиданное: второй Длиннорукий слегка щелкнул пальцами, и теперь Каширский, мелко задрожав всем телом, стал опускаться на пол неподалеку от «первого» Длиннорукого.
– Вот этот… этот! – залепетал Каширский, беспомощно хватаясь руками за воздух. – Я знаю, кто он…
– И кто же? – спросил князь, с некоторым удивлением глядя на корчащегося Каширского.
Но тот не успел ответить, так как «второй» Длиннорукий вдруг стал резко худеть и увеличиваться в росте, а его черты начали меняться прямо на глазах у изумленных зрителей.
– Да, ты прав, Каширский, – презрительно заговорил он, окончательно приняв другой облик, – я Чумичка. Вы убили Василия, можете убить и меня, но ваше время истекло. Не я, так другой прикончит все это вурдалачье царство!
– Велите казнить его, Ваше Превосходительство, – злобно забормотал Каширский, тщетно пытаясь подняться с пола. – Велите его расстрелять, повесить, утопить…
– Тебя не спросили, – презрительно бросил князь Григорий. – Нет, я его заставлю послужить на благо себе. Он ведь настоящий чародей, как я вижу, не то что некоторые. – И, обратившись к Чумичке, спросил: – Ну как, пойдешь ко мне на службу?