– То есть, как я понял, подземные ходы обычно заканчиваются возле реки, – перебил Василий, почувствовав, что Грендель может читать до вечера. А разомлевший от вина Беовульф умиленно слушать.
– Ну да, это я и хотел сказать, – вздохнул Грендель.
– Откуда здесь река! – с досадой махнул рукой Беовульф. – Тут до ближайшей реки сотня верст, а по этим ручейкам только игрушечные кораблики пускать.
– Да уж, тут на лодке не уплывешь, – согласился Василий и вдруг хлопнул себя по лбу: – Постойте! Ведь этому ходу, как и замку, около двухсот лет!
– Да, ну и что? – удивились его спутники.
– А то, что раньше тут были густые леса, которые Григорий вырубил, так что осталось одно название – Белая Пуща. И здесь вполне могла протекать речка, пускай и не слишком широкая, но все же пригодная для малого судоходства.
– Может, и была, – прогудел Беовульф, – да как леса вырубили, так вся и пересохла.
– А что если этот ручеек, откуда мы пьем воду – это и есть бывшая река? – в радостном возбуждении потер руки Василий.
– А ведь точно! – воскликнул Грендель. – Я еще обратил внимание, что сам ручеек узкий и мелкий, а пойма широкая.
– Ну что же, друзья мои, – подытожил Дубов. – стало быть, наша ближайшая задача – исследовать тот берег ручья, что ближе к замку. Не скажу, что уверен в успехе, однако пока что это наш единственный шанс!
Князь Григорий сидел за столом у себя в кабинете с обернутой вокруг головы тряпкой, которую он время от времени промокал в кастрюле с горячей водой. Но это не очень помогало – боль в голове с каждым часом становилась все сильнее. И так было каждый год в этот самый день – князь знал, что ему предстоит долгая бессонная ночь, и только к утру боль пройдет.
Князь даже обрадовался, когда дверь приоткрылась и к нему в кабинет вкрадчивой походкой втек барон Альберт – оставаться наедине с болью становилось все нестерпимей.
Князь Григорий с трудом выдавил из себя ухмылку:
– Ну, что новенького?
– Все меры предосторожности принимаются, – бодро заговорил глава тайного приказа. – Так что не извольте беспокоиться, Ваша Светлость, никто вас ни днем, ни ночью не потревожит.
– Рад слышать, – поморщился князь. – А скажи мне, что это за толпа баб собралась нынче у ворот? Они там так галдели, что даже у меня слышно было.
– А, так это соискательницы мест в гареме Его Величества Султана, -расплылся в сладкой улыбочке барон. – Такие девушки…
– Погоди, какие еще девушки? – перебил князь Григорий. – Я же просил десять штук, а их там, наверно, чуть не сотня?
– Двести тридцать две, – заглянул к себе в записи Альберт. – Но мы отобрали из них двадцать восемь достойнейших, дабы уже из их числа выбрать десять самых лучших.
– И откуда их столько? – удивился князь.
– Сами набежали, едва прослышали о гареме! – радостно подхватил барон. – Извините, Ваша Светлость, если у вас ко мне нет других дел, то я побегу.
– Куда это ты так торопишься? – передернулся князь Григорий.
– Да я ж вам объяснял – второй черед состязаний. Прошедшие отборочную часть двадцать восемь девушек будут без верхней одежды исполнять белопущенские народные пляски. Не желаете ли поглядеть на них лично?
– Нет, не желаю, – отрезал князь. – Ну ладно, ступай. Или нет, погоди. Сколько, ты сказал, было соискательниц?
– Двести тридцать две, – снова глянул в записи Альберт.
– Одного не пойму, – вздохнул князь Григорий. – Ну кажется, я создал для своих подданных самолучшие условия – радоваться надо, а они готовы отправиться наложницами к султану, лишь бы подальше от Белой Пущи. Ну скажи, существует ли после этого человеческая благодарность?
– Жизнь у народа трудная, – осторожно заметил барон.
– Я уже объяснял, что это временные трудности, – на минуту забыв о боли, вдохновенно заговорил князь Григорий, – вызванные кознями наших унутренних врагов и унешних недоброжелателей. И я обещал, что наш народ будет жить плохо, но недолго. Зато завтрашний день будет наш!.. – Не договорив, князь стиснул клыки, чтобы не застонать от накатившего приступа. И, справившись с болью, продолжал: – И нашлось двести тридцать две бабы…
– Двести двадцать пять, – уточнил Альберт. – Три бабы на проверку оказались мужиками.
– Еще того лучше, – проскрипел князь. – Уже и мужики всякий стыд потеряли. Да, подраспустили вы мой народ, подраспустили. Ну ничего, завтра я самолично займусь его воспитанием… Так что же вы сделали с теми тремя лже-девками?
– Прогнали взашей, – хмыкнул барон. – А чего с ними возиться!
– Ну и дураки, – прикрыв глаза, ответил князь Григорий. – Ладно, беги, не буду тебя задерживать. – И когда Альберт выскользнул из кабинета, задумчиво повторил: – Дураки…
Боярин Василий, рыцарь Беовульф и поэт-оборотень Грендель медленно продвигались вдоль ручья и внимательно осматривали его ближайшие окрестности, обращая внимание на всякую мелочь, могущую навести на следы потайного хода.
– А был ли он, в природе, этот подземный ход? – спросил, наконец Беовульф.
– Ну конечно, был, – уверенно заявил Грендель. – Я сам столько раз о нем слышал!
– Если есть вход в конюшню, то должен быть и выход, – добавил Василий. Он то и дело поглядывал на солнце, которое неумолимо клонилось к закату. – Но, по имеющимся сведениям, уже несколько десятилетий никто этим ходом не пользовался.
– Ну, тогда уж точно не найдем! – безнадежно прогромыхал Беовульф. -Такие дела с наскоку не делаются.
– Поищем хотя бы до заката, а тогда уж придется отправляться восвояси, – вздохнул Грендель.
– В таком случае у нас будет еще целый год на поиски, – оптимистично заметил Василий. – Привлечем науку, а то и колдовство… Жаль, Кузьку с собой не прихватили. С его чутьем было бы больше шансов что-нибудь найти.
– А давайте передохнем, – предложил Беовульф. – Тут полянка что надо!
– Но ненадолго, – сказал Дубов, бросая мимолетный взор на все опускающееся солнце.
– Красивое место, – окинул Грендель полянку взглядом художника. – И эта рощица вдали… Роняет роща желтый свой убор…
– Ну, начинается, – хохотнул Беовульф. – Тебе бы к нашему королю Александру, на его поэтические ристалища!
Но Грендель ничего не слышал – на него накатило вдохновение:
– О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми камнями?..
– Какими еще камнями? – вполголоса обратился Василий к Беовульфу. -Или это тоже поэтическая метафора?
– Ну, одна каменюка-то здесь есть, – Беовульф указал на булыжник посреди поляны, неподалеку от того места, где они расположились. – Очень кстати, поставим на него бутыль, чтоб не падала.
Беовульф опустил на траву мешок с остатками провизии, Василий подхватил полупустую бутыль и подошел к булыжнику – он был большой, чуть не в половину человеческого роста.
– А я хотел бы, чтобы на моей могиле стоял такой камень, – задумчиво произнес Грендель, подойдя к Василию. – И чтоб не заросла к нему тропа…
– Как вы сказали? – подскочил на месте Дубов. – Не заросла тропа?!
– А что? – удивился Грендель. – Это ж обычный поэтический образ.