– То был не я, – ответил Длиннорукий. Петрович вновь повернулся на первый бок и изумленно уставился на князя. – Да-да, вчера к тебе приходил самозванец. Он беззастенчиво присвоил не только мое княжеское звание, но даже лицо. Но мы вывели его на чистую воду!
– A хрен вас разберет, – проворчал Петрович, – кто настоящий, а кто нет. Все вы угнетатели трудового народа и бедного люда!
– Да я всегда стоял за бедный люд! – с чувством стукнул себя в грудь Длиннорукий. – За то и претерпел от злобных наветчиков, засадивших меня в сырую темницу!
– Врешь ты, князь, – покачал головой Петрович, с кряхтением поднимаясь со своего топчана. – Ну, зачем пожаловал? Ежели по делу, то говори, а ежели нет, так не обессудь – не с руки мне теперь с тобою растабарывать.
– По делу, еще как по делу! – с жаром подхватил Длиннорукий. – Нынче хорошенько отоспись, а завтра мы с тобой должны будем отправиться в Новую Ютландию ко двору короля Александра.
– A это еще зачем? – с подозрением прищурился на Длиннорукого Петрович. – Нет уж, лучше оставьте меня тут, при лошадином дерьме…
– Оставайся, пожалуй, – не стал особо настаивать Длиннорукий, – да только скоро тебя самого невозможно будет отличить от того, что ты убираешь.
– Больно уж ты, князь, мудрено говоришь, – пробурчал Петрович.
– Могу и не мудрено, – бросил бывший градоначальник. – Покамест ты тут гребешь дерьмо лопатой, мухоморский народ стонет под гнетом противонародного короля, и неужели ты откажешься помочь ему сбросить тяжкие оковы? – Князь утер вспотевшую лысину и выжидательно уставился на Петровича.
– A-а-а, грабить будем! – наконец дошло до того. – Ну, это я завсегда согласен. – И, спохватившись, торопливо добавил: – Токмо справедливости для.
– Ну вот и договорились. – Князь развязал мешок и принялся вытаскивать оттуда какие-то поношенные шмотки. – Давай поищем для тебя чего-нибудь. A то, знаешь ли, у посланника князя Григория не должно быть в помощниках такого оборванца.
Потирая пострадавшие места, Петрович слез с топчана и принялся разглядывать одежду – старые кафтаны, дырявые штаны, стоптанные сапоги и потертые шапки.
– A, ну вот, кажется, что-то более-менее подходящее, – обрадовался Длиннорукий и извлек из кучи изрядно протертые, но на вид еще достаточно крепкие штаны ядовито-малиновой окраски. – Примерь-ка, а потом княжеские швецы подошьют.
– Дрянь какая-то, – скривился Петрович.
– Ну, одежка, конечно же, со второй ноги, – вздохнул князь, – но все лучше, чем твои отрепья.
Петрович отвернулся и нехотя стянул с себя многократно стиранные, но все равно весьма дурно пахнущие портки. Затем он взялся было за малиновые штаны, но в этот миг услышал позади себя странный звук, будто что-то упало. Петрович обернулся и увидел лежащего на нечистом полу князя Длиннорукого.
– Эй, князь, чего с тобой! – всполошился душегуб. – Ну вот, не было печали, так черти прислали…
Но тут, к своему облегчению, Петрович увидел, что Длиннорукий открыл глаза.
– Слава те господи, не помер, – пробормотал Петрович. – A то возись тут с покойником…
– От счастья не умирают, – слабым голосом произнес князь. – Нынче я обрел брата, которого потерял почти полвека тому обратно…
– Чего ты бредишь? – раздраженно бросил Петрович, помогая князю подняться с пола. – Какого еще брата?
– Тебя, – кратко ответил Длиннорукий и, пошатнувшись, вынужден был присесть на топчан. Тот скрипнул, но выдержал.
«Все, с ума князь спятил», подумал Петрович и на всякий случай отошел подальше, насколько позволяли невеликие размеры каморки.
A Длиннорукий наконец-то оправился и приступил к объяснениям:
– Я это понял, когда ты снял штаны, чтобы переодеться, и я увидал у тебя на заднице родимое пятно. Да-да, то самое, похожее на скрещенные косу и кувалду.
– Ну и что? – толком еще ничего не понимая, спросил Петрович и машинально натянул на себя новые старые штаны.
– A дело вот в чем, – начал свой рассказ князь Длиннорукий, -когда-то, почти пятьдесят лет назад, по большой дороге на телеге ехала одна семья – муж, жена и двое детей. И тут на них напали какие-то лиходеи. Не найдя ничего сколько-то ценного, они убили родителей, но старший из мальчиков успел убежать и видел из-за придорожных кустов, как… – Князь содрогнулся от нахлынувших воспоминаний. – В общем, как погибли его отец и мать и как его брата, совсем еще маленького, злодеи унесли куда-то в лес. A я так бы и пропал на дороге, если бы не проезжавший в карете князь Михаил Длиннорукий. Он подобрал меня и усыновил и воспитывал, ничем не выделяя среди собственных детей. Но я-то всегда помнил о том, что я не настоящий, урожденный князь Длиннорукий, и стремился всего достичь собственным трудом и упорством, не уповая на одну только знатность происхождения. И вот когда я достиг немалых степеней, то всячески старался изловить Соловья и узнать, что он сделал с моим братом…
– Он умер, – вздохнул Петрович. – Вот уж двенадцать годов как. Значит, мой батька, покойный Соловей-разбойник, на самом деле никакой не батька? Вообще-то я слыхивал от своих стариков-разбойников, что будто бы он был бездетным и усыновил меня, чтобы оставить после себя наследника, но решил, что это они просто выдумывают. Ну, чтобы оспорить мои права предводителя. A выходит – так оно все и было… Брат мой! – нечеловеческим голосом взвизгнул Петрович и бросился к Длиннорукому.
– Наконец-то я нашел тебя! – со слезами в голосе воскликнул беглый градоначальник и раскрыл объятия своему новообретенному брату.
– Ну, что там за шум? – с этими словами на пороге каморки возник княжеский конюшенный. Однако, увидев Петровича и Длиннорукого, все понял и тихо удалился. Если бы кто-то пригляделся в эту минуту к конюшенному, то не поверил бы – по заросшим густой бородой щекам этого хама и грубияна катилась слеза умиления.
Едва стемнело, из рощи выскользнули три человека, еле различимые в сумерках. Прошелестев по траве, они остановились посреди полянки, возле огромного валуна. Самый здоровенный из них, в золотой цепи, поблескивающей в тусклом свете луны, принялся деловито обходить вокруг камня, примеряясь к нему в различных позах. Двое других молча наблюдали за своим сообщником. Наконец, первый опустился на колени и, издав дикий рев, попытался сдвинуть глыбу с места.
– Тише, не ори, – сказал один из его сообщников, – ты же там всех перебудишь. – Эти слова относились к замку князя Григория, мощные башни и могучие стены которого чернели вдали.
– Ну так сами его и сковыривайте, – пробурчал носитель цепи. – Я вам не камнеломщик, а доблестный рыцарь Беовульф!.. И вообще, неплохо бы подкрепиться.
Беовульф извлек из сумы бутыль с остатками вина и вылил их себе в глотку:
– Вот теперь другое дело. На помощь, друзья мои!
Беовульф вновь опустился на траву перед камнем, Дубов и Грендель пристроились рядом, и на сей раз общие усилия увенчались успехом: глыба сначала медленно сдвинулась с мертвой точки, где стояла, наверное, уже лет сто, а затем с грохотом опрокинулась на пожухшую траву, обнаружив под собой зияющую дыру.
– Только бы не заметили, – опасливо покачал головой боярин Василий. – Иначе не сносить нам головы.
– Пустяки, главное – вход открыли! – загоготал Беовульф и первым отважно опустил ногу в разверзшуюся яму.
Едва спутники ступили в подземный ход, как на них пахнуло мертвящей затхлостью. Василий зажег предусмотрительно захваченную масляную лампу, и очень вовремя: они опускались в мрачное подземелье по каменной лестнице, ступеньки которой были вроде бы целы, но настолько склизки от поросших на них мхов и плесени, что ноги легко соскальзывали по ним.
– Идите осторожно, чтобы не сломать шею, – сказал Василий и невольно содрогнулся от своего голоса, отразившегося в низких каменных сводах.
Вскоре опасный спуск закончился, и благородные мстители гуськом двинулись по узкому каменному коридору. Гренделю приходилось сильно нагибаться, а Беовульф вообще рисковал застрять – проход явно был ему тесноват в плечах.