– A тот господин во фраке? – припомнила Надя.
– Кто – Иоганн Вольфгангович? – Король протестующе замахал руками. – Нет-нет, это же знаменитый поэт, к тому же просвещенный европеец. Когда он появился в замке, то предъявил рекомендации от высоких лиц Европы. И из Лютеции от короля галлов Луи XXV. И от саксонского курфюрста Готфрида. Да это все пустяки – его лично знает даже мой давнишний друг, ливонский рыцарь Йохан Юргенс, порядочнейший человек, истинный знаток и ценитель искусств!
– Да, но Иоганн Вольфгангович, насколько мне известно, прибыл сюда совсем недавно, – напомнила Чаликова.
– Как и вы, сударыня, – учтиво возразил Александр.
«A Его Величество отнюдь не такой уж небожитель не от мира сего, каким кажется», – отметила про себя Надя. Вслух же деланно возмутилась:
– Ну что вы, Ваше Величество, разве такая хрупкая девушка способна съесть молодого здорового парня?
– Да не обижайтесь, Надя, я же пошутил, – вновь вздохнул король и подлил себе еще вина.
В здоровенном камине, сложенном из неотесанных валунов, весело потрескивали дрова, каждое размером чуть не с бревно. Славный рыцарь Беовульф сидел, развалясь в мягком кресле. Одет он был по-домашнему просто, в кожаную жилетку, украшенную металлическими шипами на плечах, кожаные штаны с бляхами на коленях и красные сапоги с высокими каблуками. И естественно -толстенная золотая цепь на шее.
– Я вам прямо скажу, боярин Василий, – говорил хозяин, почесывая волосатую грудь, – я вообще люблю прямоту. Так вот, мне ваша затея нравится. Кому-нибудь башку оторвать там, или шкуру там спустить. Это я всегда пожалуйста. Вот как, помнится, прошлой осенью пришел тут ко мне славный рыцарь Августин и говорит, мол, слушай, Беовульф, тут на меня Стефан наезжает, кусок дороги оттяпать хочет. Ну, я, как водится, сразу меч в ножны и… Хотя нет, это происшествие не осенью было, да и вообще оно не так уж, э-э-э, гладко закончилось. Ну и бог с ним. Главное, я вам скажу, если кому там чего, так я всегда с удовольствием. Но не сейчас.
– Извините, не понял? – склонил голову набок Василий.
– Ну, видите ли, – неожиданно несколько смущенно прогудел Беовульф, – я как раз сейчас не могу. Тут такая женщина. Ну такая. – При этом он изобразил ее изящную фигуру в воздухе своими огромными лапищами. – В общем, не женщина, а мечта настоящего мужчины. То есть меня. Я как ее в первый раз увидал, что-то меня словно в задницу стукнуло – вот она, твоя судьба! -При этом славный рыцарь покраснел от смущения. – Нет, ну вы не подумайте там чего. Бабы – это дело десятое. Мне бы лучше мечом помахать, скакуна резвого объездить. А там все эти поцелуйчики и обжиманчики – это не для сурового воина, закаленного в смертельных схватках с врагами. Но тут вся закавыка в том, что эта женщина в опасности. И я не могу оставаться в стороне. И наблюдать, как этот гад Грендель за ней охотится. А что как он ей горло перегрызет? Это непорядок. В моих землях только я могу головы отрывать. Ну и немножечко король. А этот оборотень так вокруг нее и увивается. И если бы не я, так давно бы на нее напал. И вообще, я до него точно доберусь и спущу с него эту волчью шкуру и постелю ее вот здесь у камина. Спущу точно. Как-нибудь. Сейчас, правда, некогда. Потом. Но непременно…
И вдруг несколько неожиданно могучая голова Беовульфа упала на грудь и… раздался богатырский храп. Василий тихо встал со своего кресла и вышел из залы.
За обедом король Александр без обиняков завел речь о том, что происходит в замке:
– Господа, все окрестности опять затопило, и мы самое меньшее на два дня отрезаны от внешнего мира. Это, конечно, если опять не польет. Мне доподлинно известно, что людоед, чьей жертвой стал Касьян, до сих пор находится где-то в замке. A может быть – и среди нас!
«Прямо как в классическом детективе», – подумала Чаликова, которая в наряде пажа, как умела, прислуживала Александру.
– Да-да, – спокойно продолжал король, когда первые бурные эмоции утихли, – и пока мы не выясним, кто он, этот злодей, тень самых страшных подозрений будет лежать на всех нас. И прежде всего – на мне как на хозяине этого дома.
Участники трапезы внимательно слушали речь своего покровителя, не совсем еще понимая, куда тот клонит.
– Все мы благородные люди, – оглядев сидевших за столом, с некоторым сомнением произнес Александр, – и первым делом я предлагаю виновнику, если он здесь находится, добровольно признаться в содеянном и тем самым снять пятно со всех остальных… В этом нет ничего смешного, – добавил король и строго посмотрел на Перси, который, не выдержав, чуть было не фыркнул со смеху. – Как я вижу, никто признаваться не хочет, – нахмурился Александр. – Ну что ж, тогда я лично займусь поисками истины. Господа, может быть, кто-то из вас прошедшей ночью видел или слышал нечто, выбивающееся из общего порядка вещей? – Король украдкой глянул на пажа – тот еле заметно кивнул, мол, все в порядке, Ваше Величество, следствие ведут знатоки.
Над столом повисло тягостное молчание. Александр вытащил свою коробочку с леденцами и стал крутить ее длинными пальцами. Наконец заговорил Иоганн Вольфгангович:
– Ваше Величество, я точно не уверен, но мне показалось, что я ночью слышаль какие-то шаги… Как будто кто-то ходил по коридору.
– И что же? – Александр поставил коробочку на стол.
– И все, – ответил Иоганн Вольфгангович.
– Да, не густо, – с сожалением констатировал король. – Господа, я понимаю, что это очень личное. И если кто-то хотел бы сообщить что-то важное не при всех, то милости прошу – я буду у себя.
Король уже поднялся было, чтобы покинуть трапезную, но тут со стула вскочил Диоген:
– Хватит делать вид, что мы не при чем! Все мы виноваты – все его ели! И какая разница, кто довел это подлое дело до конца. – Диоген в возбуждении влил в себя бокал вина и резко опустился на место.
– Про себя говорите, а остальных не впутывайте, – проворчала госпожа Сафо.
– Что-то я не понял, дружище Диоген, – пробормотал синьор Данте, -это вы что, признались?
A Диоген, как-то неожиданно ссутулившись, тихо прочел:
– Отшумев, растаяла в тумане
– Да, такого поэта съели, – вздохнула дама богемного вида, которую все величали донной Кларой, хотя на донну ее внешность никак не тянула. Кроме разве что больших темных глаз.
– Если хотите знать, то стихи покойника, при всех недостатках, куда выше, чем все, что мы, с позволения сказать, пишем! – вновь воспрял Диоген.
Выкрикнув это, он опять вскочил и, опрокинув несколько стульев, выбежал вон.
Бывший гроза Кислоярских лесов Соловей-разбойник, а ныне просто Петрович, уборщик на конюшне князя Григория, сидел пригорюнившись в своем грязном закутке и сам с собой рассуждал:
– Эх, не задалась жизнь! Кем я был – и кем стал. A все по собственной глупости. Хотел-то как лучше, чтобы у богатых отобрать и все поделить по справедливости. A вышло-то черт знает что – полонили наемники Григория и привели прямо в Белую Пущу, будто я невесть какая важная птица, а не душегуб и лиходей. Хорошо хоть князь Григорий определил на конюшню, все лучше, чем в расход…
– Эй, Петрович! – оторвал его от горестных раздумий грубый голос старшего конюшенного. – Опять, бездельник, сидишь, а дерьмо не убрано!
– Иду, иду! – Петрович вскочил с деревянной чурки, служившей ему стулом. – Ну не дадут покоя старому больному человеку…
Однако же, когда Петрович выбежал из своей коморки, то с удивлением увидал, как его грубиян-начальник вежливо раскланивается с каким-то плешивым господином: