– Понял, – кивнул Игорь и вдруг тихо, по-детски заплакал. – Сволочи, все сволочи, – говорил он, размазывая слезы грязными кулаками. – Когда моя мать в реке тонула, никто ей на помощь не кинулся, никто. Стояли и смотрели, и хоть бы один помог. Я тогда еще малым был… И решил я, что раз все люди такие гады… – Игорь не договорил, рыдания душили его.
– Ну ладно, – сказал Грендель, чувствуя, что и сам готов разреветься. – Идем, я тебе подробно разъясню, куда и как идти. – И Грендель увел Игоря к пригорку.
Василий же направился туда, где Иван Покровский что-то горячо говорил поэтам. Поэты, однако, не слишком торопились следовать за своим избавителем.
– Куда нам идти! – уныло вздыхал синьор Данте. Мало кто узнал бы в этом сломленном человеке былого ерника и «пожирателя» собратьев по высокому искусству. – Нас же схватят и отрубят голову за ослушание!
– Где ваша поэтическая гордость! – тщетно взывал Покровский. -Поглядите на себя, во что вас превратили!
– А мне здесь по-своему даже нравится, – неожиданно заявила мадам Сафо. – Может быть, это испытание, ниспосланное нам свыше…
– А может быть, это вообще наказание за нашу леность и гордыню? -вступил в беседу еще один канавокопатель, наследник Омара Хайяма господин Ал-Каши. – И лишь путем рытья канав мы обретем подлинное поэтическое вдохновение…
– Прямо и не знаю, что с ними делать, – развел руками Покровский. -Ну не хотят покидать свою каторгу, и все тут!
Василий лишь улыбнулся. Еще в комсомольскую бытность он всегда умел находить нужные слова, чтобы поднять своих комсомольцев на славные свершения, и теперь был уверен, что сумеет вдохнуть новую жизнь в павших духом поэтов. Главное, помнил Дубов, что нужно действовать по наитию, не обдумывая, что и как говорить. Вот и на сей раз Василий Николаевич, встав на кочку, произнес первое же, что ему пришло в голову:
– Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
К удивлению и Покровского, и даже самого Василия, пушкинские строки произвели на поэтов самое неожиданное живительное воздействие: они как будто выпрямились, их лица просветлели, глаза заиграли радостным огоньком.
– Боярин Василий, я давно догадывался, что вы тоже поэт, – произнес за его спиной Грендель. – И к тому же замечательный поэт!
Боярин Василий смутился, но не стал разочаровывать своего возвышенного друга:
– Ну как, вы ему указали дорогу?
– Да, – кивнул Грендель, – уверен, что доберется благополучно… Ну что, идемте? – обратился он к поэтам.
– Идемте! – заговорили воспрявшие духом поэты. – Долой темницы, да здравствует свобода!
– Я так думаю, что господ поэтов хватятся еще не скоро, -рассудительно заметил Василий. – Отведем их покамест к лешему в корчму, а там попросим водяного препроводить в какое-нибудь безопасное место.
– Да, можно и так, – согласился Грендель. – Ну, в путь!
И вся веселая компания из пяти поэтов, Ивана-царевича, экс-оборотня и частного детектива со смехом и шутками двинулась к пригорку, оставив недомелиорированное болото с брошенными лопатами.
Виктор в своем кабинете беседовал с королевским садовником, а Марфа сидела на диванчике и слушала.
– Значит так, весной надо будет посадить побольше салату, редиски, огурцов и прочих овощей, – неспеша говорил Виктор. Садовник внимательно слушал и кивал. – Ах да, еще капусты – будем на зиму квасить.
– Боюсь, Ваше Высочество, что для капусты места не хватит, – позволил себе возразить садовник. – Разве что посадить ее там, где теперь цветы. A ваш дядюшка их так любит…
– Я и сам цветы люблю, – резко перебил Виктор, – но если выбирать между ними и капустой, то я выбираю капусту. От нее пользы больше, чем от всех ваших цветочков, вместе взятых.
– Ваше Высочество, мне кажется, что совсем отказываться от цветов не надо, – вдруг подала голос Марфа. Виктор укоризненно глянул на нее, но спорить не стал:
– Ну хорошо, оставьте и цветов тоже. Но не в ущерб капусте.
– A то можно еще картофеля посадить, – подхватил садовник. – У меня тут имеется несколько клубней. Он вроде как и съедобный, и цветы красивые дает.
– Что еще за картофель? – недоверчиво пожал плечами Виктор. -Никогда о таковом не слыхивал.
– Его привезли италиянские купцы из-за великого моря-окияна, -пояснил садовник, – а ливонский рыцарь господин Йохан Юргенс переслал с десяток клубней в дар вашему дяде, то есть Его Величеству, вместе с пояснениями, как их сажать, окучивать и даже как приготовлять для еды.
– Ну, пускай будет картофель, – разрешил Виктор. – Надо же и новое вводить. В общем, сажайте, что сочтете нужным, но с учетом пользы.
– Как скажете, Ваше Высочество, – откланялся садовник.
– Вот такие вот дела, сударыня, – вздохнул Виктор, когда они остались вдвоем с Марфой. – Пока лично сам во все не вникнешь, толку не добьешься.
– Мне кажется, Ваша Высочество, что не в одной капусте польза, -осторожно заметила Марфа. – Вот, помню, когда я жила в нашей родовой усадьбе, в Старо-Даниловском, то у нас там и сад был, и огород, и цветник. Помню, – мечтательно прикрыла она глаза, – как я сама возилась в огороде, полола грядки, цветочки поливала. Одни цветы любили холодную воду, другие -чуть подогретую…
– Да разве ж я против цветов-то?! – перебил Виктор. – Но одно дело у вас в Белой Пуще, а совсем другое – здесь, где каждый клочок пригодной земли чуть не на вес золота! Вот если мне удастся продолжить дело, начатое Георгом, и осушить больше болот – тогда и цветы выращивать будем. Да только ежели все так пойдет, как до сегодня, – помрачнел Виктор, – то я вообще не знаю, где мы все окажемся уже завтра или послезавтра!
– A что так? – участливо спросила Марфа.
– Очень скоро сюда придут либо вурдалаки, либо рыцари. В первом случае моя власть останется чисто внешней, а то и вообще сойдет на нет, ну а во втором меня просто кинут в темницу, если не еще чего похуже. Так что никаких надежд осуществить свои замыслы я пока что не вижу.
– Но для чего же вы тогда отдавали садовнику столь подробные указания, что и как сажать? Ведь до весны еще так далеко!
Виктор с хитрецой прищурился:
– A вот тут у меня свой расчет. Кто бы ни пришел на мое место, а указания, может быть, останутся в силе. Вряд ли мои преемственники станут входить во все подробности и давать собственные наказы садовнику, так хотя бы эти мои замыслы воплотятся в жизнь.
– A я так замечаю, что хозяйственные дела вам больше по душе, чем государственные, – промолвила Марфа.
– Да, это так, – согласился Виктор, – но, к сожалению, те и другие неразрывны одни от других. Вот и приходится крутиться безо всякой надежды на благополучный исход.
– Я вас прекрасно понимаю, – вздохнула Марфа. – Хоть наши с вами цели разнятся и даже противоположны, но и я, сказать по совести, охотно удалилась бы куда-нибудь в глушь, трудилась на огороде, пасла коз… И была бы счастлива, особенно если бы рядом находились люди, близкие мне по духу. Нет-нет, – решительно встряхнула Марфа длинными русыми волосами, – об этом мечтать рано. Ох как рано.
Тут в дверь постучали, и на пороге появился Теофил:
– Ваше Высочество, ужин подан, ждем только вас.
– Да-да, иду, – неспеша поднялся Виктор. – Уважаемая графиня, мы тут с вами немного заговорились о цветах и капусте, прошу к столу.
– Да нет, лучше я поужинаю у себя, – гостья встала с диванчика и медленно вышла из комнаты.
– Ну хорошо, значит, подайте ужин графине Загорской ей в горницу, -распорядился Виктор и следом за Теофилом покинул кабинет. Однако, сделав несколько шагов по коридору, вернулся и на всякий случай запер дверь.
Совещание в обширной зале Беовульфова замка шло, как и подобает случаю, когда вместе собираются господа, каждый из коих считает себя умнее и знатнее прочих – то есть в общем-то все были готовы хоть сейчас начать борьбу за справедливость, но каждый предлагал что-то свое, а выслушать соображения соседа никому и в голову не приходило.