Разумеется, мысль о какой-либо охоте отпала сама собой. Скажу более: иногда я сам приносил полные сумки разных вкусностей и почивал ими Истинных Хозяев Леса. Мисс Элене это нравилось, а я был почти на небесах от счастья. Уже очень скоро я имел честь познакомиться с ее отцом, бароном Стинвенгом. Замок мы посетили по его личному приглашению. Земля, как известно, слухом полнится, и наши встречи не могли долго оставаться тайной от внешнего мира. Сам же барон, изрядно располневший и не по годам поседевший мужчина, вряд ли когда-нибудь привлек бы мое внимание, если б у него не имелась такая прекрасная дочь.
Но все же подавляющую часть времени мы проводили в лесу. Часто во время наших прогулок я специально притормаживал Винда, чтобы несколько отстать и полюбоваться ее фигурой, выточенным точно из живого мрамора гибким станом. Она со своей стороны, желая немного пококетничать, пришпоривала Принца и делала вид, что хочет от меня убежать. Я, как одержимый, разумеется бросался в погоню. Ее звонкий смех был слышен на милю вокруг, привнося в мир животворящую доброту. Деревья в лесу, не имея ни стыда ни совести, совершенно беспардонно подглядывали за нашими амурными утехами, но даже при этом продолжали оставаться такими же хмурыми и заторможенными.
Догоняя ее, я говорил какие-нибудь избитые трюизмы или банальные комплименты, прочитанные мною в книгах, например:
– Мисс Элена! Будьте снисходительны! Вы же знаете, что моей старой кобыле не угнаться за вашей царственной лошадью.
И вот, когда моя почтительность переходила в явную лесть, причем, грубую и даже бестактную, она всегда хмурилась. Но, черт побери, даже в гневе она была по-своему великолепна!
– Не думайте, Майкл, что женщинам нравятся надутые комплименты, если их пышное содержание не соответствует действительности. Я хорошо знаю, на что способен ваш Винд, и уверена, что в конюшне моего отца вряд ли найдется ему соперник.
– Честное слово, еле за вами угнался, Элена! — я так воодушевленно врал, что сам начинал верить в то, что говорю.
– Ну хватит, Майкл! Лучше помогите мне слезть с Принца.
Этих слов я ждал каждый день как божьей росы, чтобы еще раз подойти к ней поближе, взять за руку и осторожно, как святыню, опустить на мягкую землю. Наши ладони плотно соединялись друг с другом. Секунды пьянели и затормаживали свой бег, а мне в голову ударяла их заразительная хмель. В тот момент наши лица находились так близко, что мне было достаточно одного незначительного движения, чтобы коснуться губами ее губ. Это движение без зазрения совести я мог совершить как бы по неловкости. Но нет. Сдерживал себя от этого неосторожного поступка, боясь впасть в ее глазах до образа безвольного сладострастного ловеласа, и тем нарушить наши хрупкие, еще до конца непонятые отношения.
Дни пролетали над миром и уже потеряли свой счет… Лишь однажды она задала мне вопрос, от которого меня чуточку стошнило:
– Скажите, Майкл, а вы сами верите в легенду про старый чулан?
О, боже мой! Я уже и забыл о его существовании! Помнится, пару раз, находясь в подвальных помещениях, я подходил к этой проклятой двери, с неким любопытством разглядывал огромный чугунный замок, несокрушимой печатью преграждающий вход всякому смертному. Каких-либо особых впечатлений у меня это не вызвало: дверь как дверь, замок как замок. Подметил лишь одну странность: за целых триста лет этот замок должен бы покрыться историческим слоем ржавчины, но выглядел он довольно-таки ничего. Голбинс поспешил мне объяснить, что его попросту регулярно смазывают. Еще я спросил у миссис Хофрайт, есть ли от него вообще ключ, и получив какой-то неопределенный ответ, вскоре потерял интерес к чулану и его мрачным загадкам.
Впрочем, мисс Элена ждала от меня ответа на собственный вопрос.
– Если вас интересует, верю ли я в мистику, заклинания, проклятия и слоняющихся по замку приведений… — мне снова хотелось казаться более оригинальным, чем я являлся на самом деле. — Знаете, Элена, я бы с удовольствием во все это верил, и жизнь бы начала казаться намного любопытней или… разнообразней, что ли. Но увы! Мир устроен хоть и очень сложно, но вполне обыденно. Душа жаждет поверить в сказку, пусть даже и мрачную, но ум прагматика видит все по-своему. Даже скучно… Что же касается конкретно того старого чулана, коим «прославился» Менлаувер, я его не открывал и открывать не собираюсь. Не подумайте только, что из-за предрассудков. Просто обещал, и не люблю нарушать собственных обещаний. Поверьте, это единственная причина.
– Значит, правда, что уже три столетия та дверь находится взаперти?
Как она очаровательна, когда задает свои наивные вопросы! Проста, как ребенок.
– Похоже на правду. Столь долгая неприкосновенность сделала из чулана своего рода легенду. Люди, верящие в нее, запутались в сетях собственных сплетен и ни на чем не основанных страхов. Такова уж наша природа.
То, что для меня являлось очевидным и по сути вздорным, ей приходилось разжевывать как малому дитяти. Девятнадцатым веком в округе даже и не пахло. Провинция была отброшена во времени неведомо на какую глубину. Знают ли они вообще, что люди уже изобрели паровые машины и электричество? А здесь какие-то мрачные чуланы, проклятия, заклятия, слоняющиеся по ночам привидения… Смех и грех. Не удивлюсь, если когда-нибудь узнаю, что в тамасских лесах поселились гоблины, эльфы, тролли и другие проходимцы из запредельного для нас мира.
– Но я слышала, что все, кто побывал в том чулане, кончали жизнь самоубийством, — не унималась моя попутчица. — Это что: совпадение или обман?
Из моей груди вырвался тяжелый и задумчивый вздох. Помнится, еще в юности я повстречал одного монаха, который спросил меня: как объяснить некоторые неясности в споре еретика Ария и святого Афанасия? Тогда я изрек точно такой же тяжелый вздох с подтекстом сострадания за все человечество. Уже позабыл, что я ответил именно на эту ее реплику, но то получился самый неромантичный из всех наших разговоров.
Всякий раз мое возвращение в Менлаувер было тождественно возвращению в серую будничную жизнь. Даже цвет стен моего замка имел банальный серый цвет. Уж коли барон Маклин задумывал сотворить восьмое чудо света, мог бы придать каких-то красок своему архитектурному шедевру.
А то, что Менлаувер и впрямь являлся шедевром, я пишу без тени иронии. Во-первых, он был самой настоящей крепостью, в которой без проблем можно вынести месячную осаду целой армии. Широченные бетонные стены, сторожевые башни, хороший обзор окружающей местности. Не хватает только солидных орудий. Его внешняя угрюмость с лихвой компенсировалась внутренней роскошью. Меблировка на всех трех этажах словно была привезена из музея, резные лакированные перила лестниц и фреску на дверях могли сотворить только настоящие мастера своего дела. Я уж не говорю о богатых турецких коврах да сервантах, уставленных золотом и фарфором. «А ведь ты прав, господин Каллистро. Цена за имение с твоей стороны слишком занижена.».
Первые дни обитания в замке для меня было целой проблемой разобраться, что где находится, еще и запомнить это. Я слонялся по залам и будуарам словно по лабиринту, и какой-то внутренний дьяволенок, сидящий в душе, часто повторял: «Майкл, ты приобрел настоящий дворец. Ты — король!». Мало-мальски я ознакомился со всей прислугой, которая на первых порах меня вполне устраивала. Просто невозможно еще раз не упомянуть о странной девочке Лули, внучке миссис Хофрайт. Ее комната находилась на первом этаже и все время была слегка приоткрыта. Лули целыми днями (подозреваю — что и ночами) сидела там и играла в свои куклы. Нет… с первого взгляда ничего странного. Ведь обычное дело, когда маленькие девочки возятся с куклами, но у Лули это занятие превратилось в какую-то манию. Я почти никогда не видел ее бегающей по улице или вообще занимающейся чем-либо другим, хотя она росла вполне здоровым ребенком. С утра до вечера только куклы, куклы и куклы… Пытался поговорить о ней с миссис Хофрайт, но та лишь вяло отмахнулась: «Не обращайте внимания, мистер Айрлэнд, с возрастом у нее это пройдет.».