1894
Как Гэбриел стал Томпсоном
После заключения брачного союза события развиваются по девяти возможным сценариям. Все постматримониальные истории так или иначе укладываются в эти девять схем. Характеры действующих лиц и специфические детали могут сколь угодно различаться, но в целом любая история лишь подтверждает справедливость указанной классификации. Просто потому, что каждая из сторон брачного союза мысленно произносит одну из трех формул.
Формула первая: «Не так я себе это представлял(а), но все будет хорошо» (консенсус).
Формула вторая: «Не так я себе это представлял(а), но надо приноровиться» (компромисс).
И наконец, третья: «Не так я себе это представлял(а), и мне этого не вынести» (катастрофа).
Парные сочетания трех перечисленных формул дают девять возможных вариантов, которые в своей совокупности охватывают весь диапазон брака.
Наиболее интересные истории – с точки зрения сюжета – сулит формула номер три, в какой бы комбинации она ни выступала: тому, кто занял такую позицию, остается одно из двух – убить или сбежать. Номер один в сочетании с самим собой выражается в тошнотворном зрелище прилюдно целующихся супругов. Номер два, сам по себе или на пару с первым номером, – смертная скука. В подобных историях нет никаких острых ощущений; в лучшем случае они обеспечат красивый закат. Молодая пара бестолково суетится, покупает мебель, наносит визиты и принимает гостей, не замечая, как золотые облака их романтической поры, которые они утянули за собой в совместную жизнь, мало-помалу тускнеют. Настанет день, когда они посмотрят вокруг и скажут (вслух или про себя), что небеса погасли и мир холоден и печален. Перемена происходит так медленно и неприметно, что они часто даже не догадываются о масштабах утраты.
Но как прекрасна добрачная пора с ее восторженными взлетами, пока эфемерида[23] нашей фантазии еще не исчерпала отпущенный ей срок! Как сверкает мир! Только неискушенным вéдома беспредельная сила неискушенных. Сколько дел впереди – никто до нас не брался за них; а россказни о тех, кто потерпел поражение или умер, для нас пустой звук. Какой амбициозный студент не просиживал часами за беседой с понимающим другом, хвастаясь своими великими замыслами и сочувственно внимая хвастовству товарища? Хвастливые мечты о будущем скрепляют юношескую дружбу, точно так же как хвастливые воспоминания о прошлом сплачивают стариков. Только у первых внутри божественный жар чувств, а у вторых холодное пепелище.
Мой друг Гэбриел мог бы служить прекрасной иллюстрацией романтической поры жизни. Его полное имя – Гэбриел Томпсон, но я неспроста называю его тогдашнего просто Гэбриел[24]. У него были золотистые волосы до плеч и чистое, безбородое, ангельское лицо; его душу переполняла любовь к справедливости и великим делам; наши повседневные разговоры вертелись вокруг идеи радикально – путем нескольких элементарных мер – реформировать все общество. Однако впоследствии мне пришлось переименовать Гэбриела в Томпсона. Отсюда и заглавие рассказа: это история компромисса, история о том, как были подрезаны крылья, как Гэбриел лишился своего архангельского оперения и перестал парить в вышине.
Хорошо помню тот вечер, когда Гэбриел сказал мне, что влюблен. Перед этим мы обсуждали таинственную женскую душу, пленяющую сердца мужчин: Гэбриел – с божественным жаром чувств, я – намного холоднее и сдержаннее. Относительно означенного пламени должен честно признаться: во мне всегда было что-то от саламандры[25]. Впрочем, довольно скоро Гэбриел спикировал с заоблачных высот и перешел к конкретным вещам. Пока он взахлеб, в несвойственной ему нервозной манере, углублялся в детали, я испытал не один укол ревности. Ни имен, ни дат он не упоминал.
– Она красива? – спросил я, отметив некоторую скупость его восторгов по этой линии.
– Не в общепринятом смысле…
– Дурнушка?
– Господи, нет! У нее самая подлинная красота, какая только есть на свете, – красота чувств. Ты должен поговорить с ней. – Он восхищенно закатил глаза.
– Образованная?
– Она мало читала, но при этом невероятно проницательна. Несколько раз, пока я пытался осторожно нащупать путь, чтобы подвести ее к тому или иному из наших прогрессивных воззрений, она, так сказать, сама устремлялась мне навстречу. Я с удивлением обнаружил, что в тиши своего провинциального городка она много о чем размышляла и пришла практически к тем же умозаключениям, к каким пришли и мы с тобой, хотя имели перед ней колоссальное преимущество.