– Я прямо сказала ему: глупо ожидать, что я прочту все книги, которыми он завалил дом, можно подумать, у меня других дел мало. Что тут началось, моя дорогая, ты не поверишь: как он ругался, как оскорблял меня! И в довершение всего спросил, зачем же я, зная о его великой миссии в мире, вышла за него, если я не та, за кого себя выдавала. Я ответила, что ни за кого себя не выдавала, и, если уж на то пошло, это он умело притворялся джентльменом, и я доверилась ему, полагая, что он и впредь будет вести себя как джентльмен. А он чуть ли не со слезами на глазах начал кричать, что напрасно надеялся обрести во мне верную сподвижницу, как будто не сегодня завтра собирается ехать миссионером за тридевять земель. Ума не приложу, для чего эти глупые, пустые разговоры. В общем, Минни, если бы я и впрямь обошлась с ним ужасно, он навряд ли мог бы яростнее на меня ополчиться. Поднять такой шум только из-за того, что я не прочла его дурацкие книжки! Знай я, какую сцену он устроит, прочла бы все до единой, от корки до корки! Ты не представляешь, как я корю себя за то, что не разрезала страницы.
Так объяснила подруге свою домашнюю ситуацию миссис Томпсон.
Во избежание поспешных суждений Минни внимательнейшим образом выслушала ее целых два или три раза подряд, прежде чем отважилась предложить свое сочувствие или совет.
– Он несомненно заслуживает порицания, моя дорогая, но женам всегда нелегко. А после твоих переживаний недолго и слечь!
– Этим бы все и кончилось, если бы я не держала себя в руках.
– Ты образец выдержки. Он недостоин тебя. Хотя, дорогая, если бы ты слегла… к тому времени, когда он вернется… слегла всерьез, не просто с головной болью, а так, чтобы весь дом ходил на цыпочках… у него, возможно, хватило бы совести устыдиться. Ты чересчур храбришься. Если муж встречает достойный отпор, он только пуще злится. Они все одинаковы – не выносят, когда им говорят правду в лицо, сразу начинают кричать и обзываться. Но твой Гэбриел – да и любой нормальный мужчина – не посмеет добить лежачую.
– Впору пожалеть, что у меня крепкое здоровье, – сказала миссис Томпсон, пока еще не улавливая прелести этой свежей идеи.
– Сейчас ты вся на нервах, бедняжечка, – пояснила Минни, – и нервное возбуждение держит тебя на плаву. Но очень скоро наступит реакция, помяни мое слово.
И точно: едва миссис Томпсон дошла до дому, как обещанная реакция наступила. Полная сочувствия и отчасти посвященная в хозяйкины трудности горничная помогла ей подняться по лестнице в спальню. В доме поспешно задернули все шторы и воцарилась гробовая тишина.
Гэбриел между тем прибежал ко мне.
– Ничего не желаю знать, – сразу предупредил я. – Я не гожусь в посредники между мужем и женой – в особенности такой, как миссис Томпсон.
– Бога ради, не сыпь мне соль на рану! Я жестоко обманут. Полюбуйся на меня: двадцати пяти лет от роду, а все воздушные замки уже рухнули. Дело ведь не только в «Сезаме и Лилиях» – после свадьбы я постоянно на чем-нибудь ловлю ее. Эта книга… как назло, при тебе!.. просто стала последней каплей. Напрасно я надеялся, что жена будет мне другом и помощником. Ее помыслы мелочны и тщеславны, она все время юлит, изворачивается… Заурядная светская кокетка. О какой пользе для других, о каком благе для себя самого можно говорить, если связался с такой никчемной женщиной?
И так далее. Он все больше распалялся. Я не хотел подливать масла в огонь, но своим молчанием, каюсь, скорее выражал свою солидарность с ним. Потом он ненадолго замолчал – и вдруг ни с того ни с чего вскочил, отшвырнув стул к стене.
– Мне этого не вынести! – вскричал он, воспроизведя, как, несомненно, заметил внимательный читатель, формулу номер три. – С какой стати ошибка длиною в три месяца должна искалечить и погубить целую жизнь? Я отказываюсь жить с ней. Уеду за границу. Что мне обряды и обеты! Это все пустое, если связывает меня по рукам и ногам, не дает реализовать отпущенные мне возможности. Говорю тебе – я расстанусь с ней. Да разве на ней я женился? Нет, я избрал в жены свой идеал, но эта женщина – не мой идеал!
Левой рукой он схватил свою шляпу, потом выпрямился и правую руку протянул мне. В ту минуту он был великолепен, как юный герой.
– Гэбриел, – сказал я, в последний раз назвав его по имени, – тебя постигло горькое разочарование. Но я не советчик в таких делах. Законную силу брака, как и силу земного притяжения, ни один уважающий себя человек не ставит под сомнение. Что бы ты ни решил – в добрый час!