Дорога поворачивает вправо. Там, далеко впереди, виднеется кромка леса, куда мы и направляемся. В этих местах лесничим работал отец моей одноклассницы Олеси, но они совсем недавно уехали жить на новое место, куда-то далеко на Западную Украину. В стороне от дороги вдруг робко застрекотал кузнечик, ему откликнулся другой, третий и вот уже всё вокруг звенит, вибрирует и, кажется, дышит в такт этому оркестру. Внезапно я замечаю собственную тень перед собой, поворачиваюсь назад, и мое сердце замирает от восторга.
Огромный огненный диск солнца медленно и торжественно поднимается над горизонтом, ярко освещая покрытый легкой дымкой спящий город, туман в низинах и остывшую за ночь степь. На лицо, руки, босые ноги ложатся его ощутимо теплые лучи, вливая в мой растущий организм энергию светила. Остатки сна, а вместе с ним и раздражение от раннего подъема, мгновенно уходят прочь. Взамен меня переполняет щенячий восторг от того, что я молод, здоров и свободен, как эта голосистая птичка, едва заметная на фоне голубого бездонного неба.
Спустя примерно час, миновав несколько оврагов, мы приближаемся к крайней оконечности Бугра. В этом месте крутой и высокий правый берег Донца под углом пересекает русло древней реки, по дну которого вдоль железной дороги в настоящее время вьется всего лишь слабый ручеек. В месте пересечения образовался высокий утес, с вершины которого открывается захватывающая дух панорама: серебристая лента реки, весь в утреннем тумане лесной массив за ней, простирающийся до горизонта, и голубой купол неба над всем этим великолепием.
На вершине утеса видны следы осыпавшегося углубления. Отец предлагает здесь передохнуть, на что я охотно соглашаюсь. Мы садимся на краю ямы и молча рассматриваем окрестности. В прошлом году сюда приезжали археологи. Они разбили палатки и жили здесь целое лето, раскапывая захоронение древнего человека.
Бородатые молодые люди рассказывали любопытным пацанам, что здесь очень давно, в незапамятные ещё времена жили наши предки. Они охотились, собирали травы, строили примитивные жилища. Когда кто-то из них умирал, его хоронили на боку в положении эмбриона. Рядом клали его боевой каменный топор и глиняный кувшин с пищей. Все эти предметы, по их словам, очень помогали умершему в загробном мире. Мы смутно представляли себе этот загробный мир. Некоторые пацаны постарше утверждали, что его вообще нет, а иные же находились в сомнении: мол, кто его знает.
Спустя примерно месяц бородатые археологи действительно откопали своими ножами и кисточками могилу древнего человека. Он, как и предсказывали, лежал на боку, поджав под себя ноги и руки. Рядом находились кувшин и каменная часть топора. Вскоре вместе с частью могилы и вещами археологов его погрузили в грузовик и увезли в областной город, в музей. Мне, если сказать честно, было жаль этого древнего человека. Лежал он себе в своей могиле тысячи лет, никого не трогал, а теперь его раскопали, увезли от привычного места, и обретается он где-то в витрине музея весь голый под чужими нескромными взглядами. Было в этом что-то неправильное, нельзя так поступать с человеком, даже если он совсем древний и не может за себя постоять, как настоящий пацан.
Передохнув, мы с отцом по крутому лесистому склону спустились к небольшой поляне у реки. Возле берега виднелась привязанная к колышку плоскодонка, а метрах в двадцати от воды стоял сделанный на совесть шалаш. Собственно, это капитальное сооружение трудно было назвать непритязательным словом «шалаш». По сути, это был небольшой домик, построенный из древесных стволов, веток и крытый камышом: сухой и удобный. В нем было два спальных места, шкаф для продуктов, стул и небольшой столик, над которым висела керосиновая лампа.
Неподалеку от домика был врыт в землю еще один – большой – стол с навесом и две скамейки вдоль него. Сесть за него могли одновременно человек десять-двенадцать. Рядом под треногой горел вечный костер, а в большом казане всегда была какая-то еда. Даже отхожее место было сооружено со всей возможной тщательностью и находилось на разумном удалении от жилья.