И с неожиданной для его возраста прытью — ну, это если не знать старлея! — рванул вперёд: только поспевай.
Ничего, поспели. Остановились, запыхавшись, на лысой макушке холма. Маршрут, которым двигался взвод, проходил правее, огибая холм. Старлей навел полевой бинокль на оставшуюся позади полосу «ничейной земли» и принялся подкручивать верньер.
— Так и думал, — зло процедил он сквозь зубы. — На, погляди. Вдоль нашего маршрута смотри.
Снайпер Вашевич уже изучал пройденный путь в прицел СВД.
Левченко приложил бинокль к глазам. Бурая змея грунтовки, нежно-салатное марево рощ. Буераки, овраги. Ничего особенного. Ничего подозрительного. Он повел биноклем дальше — и уловил движение раньше, чем осознал, что именно видит.
По грунтовке шустро позли два лесных клопа-вонючки, зеленые и угловатые.
БТРы. Погоня.
Левченко прикинул расстояние. С непривычки не получилось: биноклем ему доводилось пользоваться редко.
— Через час догонят, — ледяным тоном сообщил старлей. — Час пятнадцать в лучшем случае. Без гражданских проскочили бы. На пределе, фифти-фифти. Но женщины и дед не потянут.
— Заслон?
Левченко и Вашевич всё поняли правильно.
— Приказывать не стану. Только добровольцы.
Да любой пойдёт, хотел сказать Левченко — и прикусил язык. Дураку ясно, старлей с ними говорит, с двоими. Без остальных. Вызовутся все, а командиру выбирать. Терять время. Игнорировать красноречивые взгляды: почему не меня?! А так — быстро, просто.
Командир уже выбрал.
Кольнуло в груди, как вчера перед рейдом. Предчувствие? Ерунда! Чуйка так не работает. Уж кому это и знать, как не Левченке. А что, если и так тоже? Та — мгновенная, за секунду-другую до, а эта загодя предупреждает?
— Я готов.
— И я готов.
— Возвращаемся к колонне. Тут место неудачное. Через километр речка будет. Так, ручей, но там топко. Нормальный брод только один. Мы через него шли. И они через него пойдут. БТРы со скрипом, но проедут. Объезжать не станут: далеко. А на той стороне неплохое место для позиции есть. Там и засядете. Левченко, возьмёшь РПГ. Три выстрела осталось — бери все. Дал бы вам и второй, но его в Марьяжинке при обстреле повредило.
Инструктировать их старлей продолжил уже на ходу. Замолчал, восстанавливая дыхание; добавил:
— …ты, Вашевич, сам всё знаешь. Не первый год девка замужем. Работай как под Степановкой.
— Всё сделаем. Легко, без проблем!
— Отставить шапкозакидательство! Два БТРа, восьмидесятки. По одиннадцать рыл в каждой, если с экипажем. Пулемёты, опять же КПВТ, не кот начихал…
Как маленьким объясняет, обиделся Левченко. Он едва не вспух по-мальчишески, но икнул и осекся, больно прикусив язык во второй раз. Сердце кольнуло так, что в глазах потемнело. Хуже, чем вчера вечером; хуже, чем сейчас на холме. Мелькнула подленькая мыслишка: отказаться? Командир сказал: добровольцы? Сказал. Вот пусть кто-нибудь другой…
Мысль была чужая. Словно раскаленная игла, что ужалила в сердце, впрыснула отраву.
Левченко глубоко вздохнул. В глазах прояснилось.
— …грудь выпячивать не вздумайте! Ваша задача какая? Задержать противника на полчаса, минут на сорок, максимум. Задержать и отойти, а не героически погибнуть! Ясно?
— Есть задержать и не геройствовать!
— Есть задержать и отойти!
— Вот так-то лучше.
Командир резко остановился. Шедший следом Вашевич едва не налетел на него. Старлей шагнул ближе, порывисто обнял обоих: сначала Вашевича, потом Левченко.
— Возвращайся живым, Петро, — шепнул на ухо.
— Так у меня ж чуйка, Григорий Никитич. Вернусь, куда я денусь?
Левченко нашел в себе силы улыбнуться. Правда, под маской все равно не видно было.
— Вернёмся, командир, — поддержал Вашевич.
А ведь Никитич меня впервые не по фамилии — по имени назвал, дошло до Левченко.
Расстались за переправой, на краю заливного луга, зеленевшего сочной молодой травой. Вражеский дрон не показывался, и слава богу. Ребята всё поняли, объясняться не пришлось. Заминка вышла из-за деда. Едва Алексей Гаврилович уразумел, что Левченко с Вашевичем остаются в заслоне — пристал к старлею что банный лист:
«Командир, дай автомат! Задержим иродов, не сумлевайся. Командир, я стрелять умею, такому не разучишься!..»
Насилу угомонили. Нет для тебя лишнего автомата, дед. А свое личное оружие никому отдавать не положено, сам знать должен. В конце концов Алексей Гаврилович обреченно махнул рукой, ссутулился и побрел за своими марьяжинцами. Шёл, едва переставляя ноги, словно состарился ещё лет на двадцать.
Левченко с Вашевичем подождали, пока колонна скроется в молодом сосняке, и занялись выбором позиции.