Дети так вообще обниматься лезли.
«Бросили. Не прощу».
Кутный глянул на свой живот. Осмотрел руки, ноги. Шерсть была из прежних времен: русая с рыжиной. Он всегда был мастью в хозяев и поделать с этим ничего не мог, как ни злился. А это что? Частые нити прошили шерсть тут и там. Они блестели холодно, ярко, по-зимнему. Будто серебром сбрызнули, да так и застыло.
Седина. Вот ведь, а?
— Эй, — крикнул ему Шарик. — Спускайся!
— Еще чего! — буркнул Кутный. — Может, мне залаять?
Во дворе царила суета возвращения. Кутный сидел на окне: смотрел, слушал, болтал ногами. Перемена зрела в нем, как зерно в колосе. Очередная перемена, которую он пока еще не мог назвать по имени. Не раньше, чем она состоится полностью, укоренится, прорастет до конца.
«Ладно, — решил он. — Прощу».
Ноябрь 2022 г.
Я буду ждать
Изменения.
Они приходят извне. Приходят по-разному. Голос. Бессловесный зов. Ритм. Пульсация. Касания. Робкие, осторожные; грубые, настойчивые.
Запах. Вкус.
Вкус присутствует всегда. Каждый раз другой, но на самом деле — один и тот же. Без вкуса все остальное теряет смысл. Без вкуса им не добраться до меня. Одни это знают, другие догадываются. Боятся признаться самим себе, но все равно догадываются.
Толчки.
Колеблется иллюзорная, но прочная преграда, что отделяет меня от них. Ритм толчков рваный, синкопированный. Откуда мне известно это слово? Его значение? От одного из тех, кто стал мной. У меня нет слов, нет имени, нет формы.
Что у меня есть? Ощущения? Пожалуй.
А слова — от них.
Толчок. Пауза. Сдвоенный толчок. Сбив ритма. Пауза. Толчок. Синкопа. Пауза. Сдвоенный толчок. Ритм ускоряется, упрощается. На что это похоже? На соитие перед зачатием.
Призыв?
О, никаких сомнений! Это он и есть. Ритм открывает канал, толчки проникают сквозь мембрану. Теперь они звучат во мне, словно биение сердца.
У меня нет сердца, но это не важно.
Тьма, которая я, приходит в движение. Кажется, что по жилам заструились потоки черной крови. Жилы? Кровь? Человеческие аналогии — куцые, жалкие! — приходят непрошеными гостями. Слишком много их во мне: тех, кто был людьми, а стал частью меня.
Перестав быть собой.
Перестав — быть.
Меняют ли они меня? Да. Наверное. Не важно. Я был, есть и буду. Они были; теперь их нет.
Пульс бьется, захлебывается. Теперь я чую локализации. Толчки не всегда отдаются в нужных местах, и все же они выстраивают геометрию призыва. Грубую, но действенную. Там, по другую сторону преграды, между толчками проходят… Часы? Дни? Недели? Время — иллюзия. Для меня оно не имеет значения.
Значение имеют ритм и геометрия.
Когда-то, чтобы призвать меня, они били в бубен. Жгли дурманные травы. Рисовали пентаграммы, сигилы. Приносили кровавые жертвы. Читали заклинания. Слова не имели особого значения. Главное — ритм и цель.
Если они все делали правильно, я приходил.
Мне никогда не удавалось задержаться в их мире надолго. Но в этот раз…
Что я чувствую? Нечто, похожее на уважение. Раньше они не действовали с таким размахом! Геометрия призыва, которую вычерчивают мощными ударами в намеченные точки, накрывает огромную — по человеческим меркам — площадь. Там, на другой стороне, распластали на алтаре тело колосса Умелые жрецы последовательно вонзают десятки острых стилетов в точки темной акупунктуры, в центры животворной энергии. По каплям выпускают горячую кровь, рисуют невиданный доселе символ.
Сигилу, раскинувшуюся во времени и пространстве.
О, кровь! Вкус, без которого любой призыв звучит жалким кваканьем. Сейчас она льется в изобилии — в мою честь. Зовет, наполняет силой. Сила требует выхода.
Требует действий.
Какое-то время кровь лилась впустую. Безумное расточительство! Лишь недавно кровь стала жертвенной, начала питать меня. Некто приступил к ритуалу. Что ж, он будет вознагражден.
Я гурман. Повар изо всех сил старается угодить мне. Пикантная горчинка острой боли. Сладость мгновенного ужаса. Вяжущие нотки насильственной смерти. Неосознанное, кристально чистое угасание младенца двух дней от роду. Слаще всего кровь тех, чьи души мне не достанутся. Кровь тех, кто станет мной — другая. Тяжелая, густая, с торфяными тонами и затхлым ароматом.
На любителя.
Я — не любитель. Но я не способен принимать жертвы избирательно. Нет в мире совершенства, сказал кто-то из людей. Даже я не совершенен.
Последний глоток.
Хватит философских размышлений. Преграда истончается, лопается как мыльный пузырь. Звук, похожий на последний вздох, слышу только я.