Никому не дано!
…так может, Он только что возгласил тебе Свою волю?
А если нет?
…а если да?
Вдруг Он не желает, чтобы я вмешивался?
…тогда ты и не сможешь вмешаться. Попробуй, и узнаешь.
Но тогда я пойду против Него!
…Это будет твоя ошибка. Ошибка, не предательство. Он милостив. Он простит.
Но я не хочу! Не могу! Я… Я боюсь!
…боишься. С этого и надо было начинать.
Кокон лопнул.
Простучали и смолкли автоматы. Гусеницы боевой машины вмяли молодую сосенку в податливую землю. Вздымая фонтаны жидкой грязи, БМП с надсадным ревом пересекла ручей и выбралась на берег. Порыв ветра унёс прочь вонь выхлопов, клочья дыма, пороховую гарь. Солдаты начали подниматься из укрытий.
Свистнул ветер. И вдруг свистнул снова, зашелся от изумления, путаясь в ветках уцелевших деревьев, покрытых клейкими почками.
Он стоял перед ними. Высокий, невозможный: дикая белизна в сияющем ореоле, с широко распахнутыми крыльями.
Стоял. Смотрел спокойно и строго. Молчал. Загораживал путь.
Он стоял, но они его не видели.
Нет, кто-то увидел. Один, другой. Не до конца, плохо понимая, что перед ними, кто перед ними. Ахнули потрясённо. Перекрестились. Замерли истуканами, разинув рты. Судорожно вцепились в автоматы.
— Ангел…
— Где?
— Ангел Господень…
— Чего встали? — рявкнул офицер, взобравшись на броню. — Заслон противника ликвидирован. Продолжаем выполнять боевую задачу!
Туман, подумал офицер. Туман. Какой, к бесу, ангел?
Солдаты мялись. Поглядывали друг на друга. Не видим. Видим? Нет. Да?
Страшно.
Туман, сказал себе офицер. И вдруг тоже увидел. Он сам не знал, что увидел, кого увидел, но словно чёрт за язык дёрнул:
— Огонь!
— Прости меня, Господи…
— Огонь, я сказал! Огонь!
Кто-то отчаянно заорал и саданул, не целясь, длинной очередью. Пули ударили в левое крыло. В воздух взлетели снежно-белые перья и легчайший пух — словно подушку распороли.
— Огонь!
Ударили восемь стволов. Ангел пошатнулся. Устоял.
Пули рвали белое, превращали в алое, ломали, коверкали, уничтожали. Полыхнула вспышка: бледная, беззвучная. Облако перьев и пуха взлетело к небесам и растаяло в прозрачной синеве.
Три минуты сорок семь секунд. Это было всё, что сумел выиграть для людей ангел по имени Чуйка.
Что-то тихо опустилось на плечо старшего лейтенанта Редниченко. На рукав сержанта Твердохлеба. На потёртый пиджак Алексея Гавриловича. Ещё, ещё… Люди задирали головы к небу, вглядывались в безоблачную синь.
Снег? В разгар весны?
С неба, медленно кружась, на людей, бегом уходящих по лощине, падали пух и перья. Перья и пух. Выстилали дорогу впереди, указывали путь.
Торопили.
— Подтянись! Не отставать!
— Никак ангел пролетел…
Алексей Гаврилович на ходу перекрестился. Вздохнул полной грудью, зашагал бодрее.
Сердце, слава богу, отпустило.
28 апреля — 10 мая 2022 г.
Малый круг
Когда дом тряхнуло, да так, что он подпрыгнул в испуге; когда стекла в окнах задребезжали, выгнулись внутрь, колеблясь, разлетаться им вдребезги или погодить; когда по ушам ударил звук близкого взрыва, а из-за соседних зданий взметнулся хвост жирного дыма, подсвеченный снизу буйным оранжевым пламенем…
Тогда он встряхнулся вместе с домом и зло сказал себе: «Хватит!»
Хватит бегать, прятаться. От бомб, ракет, снарядов, от войны, а главное — от самого себя. Что, сбежал? В мирный, считай, город на сáмом западе Украины? Спрятался? А вот хрен тебе! Война нашла, догнала.
Куда побежишь дальше?
Хватит часами тупить в экран смартфона. Гигабайтами читать новости и сводки с фронта. Посты в Фейсбуке — натужно-жизнерадостное шапкозакидательство, истеричное «Зрада! Все пропало!» Хватит прятаться в скорлупе, отгораживаться от мира — от войны! — тщательно выстроенным распорядком дня. Бесконечные бытовые заботы: умылся-побрился, перекурил, сходил в магазин, перекурил, завтрак-обед-ужин, перекурил, помыл посуду, перекурил, убрался, перекурил, размялся, стараясь хоть немного поддержать себя в форме, перекурил, вынес мусор…
День прошел. Пустой, никчемный. Близнец вчерашнего, позавчерашнего, завтрашнего. Какой-то ехидный чёрт взвесил твою жизнь на ладони, как мяч, и забросил в кольцо баскетбольной корзины, поместил в круг, малый и тесный, и всё, что осталось — бегать по этому кругу, крутить его, как белка колесо, глушить себя, словно водкой, иллюзией жизни, превратившейся в существование.