Между прочим, в ресторане на вокзале в Эйзенахе я познакомился с одним писателем и рассказал ему свою историю, конечно, изменив имена. Писатель искал ростки будущего и очень нуждался в материале. Но ему мой рассказ не понравился.
— Не смешите меня, — заявил он и предложил выпить с ним пару рюмок «Отборного». — Где же вы видели женщину, которая выливает грязную воду, не набрав сначала чистой? Ни одна не отпустит мужчину, даже если он ей совершенно не нужен. Женщина никогда не уступит его другой. Уж я-то знаю, как-никак четыре раза был женат.
— Но эта история произошла на самом деле, — возразил я.
— Ну и что? Это еще не значит, что она типична. Подлинные истории вообще редко бывают типичными.
Последних слов я не понял. Я размышлял над ними и в вагоне, пока мой сосед с верхней полки давал храпака на весь Тюрингский лес. Потом я бросил ломать голову, в конце концов, я ведь не писатель. А так как заснуть я не мог, то включил лампочку и стал листать наш отраслевой журнал, купленный на вокзале. Под одной из статей стояла подпись: «Ханнелора Лангерганс, дипломированный инженер». Гляди-ка, подумал я, дипломированный инженер! И замуж она, пожалуй, не вышла, раз фамилия осталась прежней, хоть совсем и не шла к ней. Фамилия «Курц» идет ей гораздо больше, часто говорила она, — один из ее намеков, которые мне так не нравились. Свою девичью фамилию «Кноблох[4]» она терпеть не могла, и если только новый муж не носил еще более дурно пахнущей фамилии, то его существование было весьма сомнительным.
Прибыв в Берлин, я позвонил заместителю технического директора Управления. На этой неделе у него не было в служебное время ни одного свободного часа. Мы договорились встретиться в субботу вечером в кафе «Пресса». Он узнает меня по газете «Нейес Дейчланд» в левой руке. Потом я позвонил Ханнелоре, но не дозвонился. Не долго думая, я написал ей письмо, назначив встречу в том же кафе на час позже. Письмо я сразу же бросил в ящик, чтобы не передумать.
Потом все пошло быстрее, чем я предполагал. Директор пришел даже раньше меня, извинился за неудачно выбранное место рядом с лестницей, но все остальные были заняты. Разговор был деловой и краткий, за двадцать пять минут мы с ним все обсудили. Директор спешил, он с семьей собирался в цирк. Может, имело бы смысл проводить все совещания в нерабочее время, тогда они бы не затягивались. За мой столик сели два длинногривых юнца. Они пользовались таким успехом у девиц, узнал я из их разговора, что частенько им приходилось сверхурочно трудиться на ниве любви. Мне был отвратителен их жаргон, их пошлый тон, руки чесались дать им хорошую взбучку. Но какое я имею право воспитывать чужих детей? Я закрылся газетой и трижды прочел передовицу, ничего в ней не поняв, в чем был виноват не автор, а эти оболтусы, действовавшие мне на нервы.
А потом случилось это. Я услышал ее голос — я мог бы узнать его среди тысячи других. «Получите!» — крикнула она. И я увидел Ханнелору в шляпке. Эта шляпка давно уже была у меня в поле зрения, но откуда я мог знать, что это шляпка Ханнелоры, никогда не носившей ничего подобного. Я закричал: «Ханнелора!» — но она только пожала плечами и исчезла. Что же это значит, не пойму! И вот я сделался посмешищем в глазах всех посетителей кафе, они, несомненно, давились со смеху, когда я в дверях воевал с малышами. Я помчался на станцию городской электрички, затем марафон по перрону и обратно до автобусной остановки — все безрезультатно. Я подумал, может, она вернулась, но ее нигде не было видно. На еще одну такую гонку меня не хватит, сердце и без того стучит, будто вот-вот разорвется.
Хотелось бы мне только знать, что ей вдруг взбрело в голову. Она совершенно не изменилась — ни внешне, ни внутренне. От нее, как и раньше, всего можно ожидать. Но мои чувства к ней, к сожалению, тоже не изменились. Который теперь час? Через некоторое время она будет дома, поревет минут двадцать, минут двадцать будет приводить себя в порядок и через полтора — два часа снова будет здесь. Я же ее знаю».
Конечно, он ее знал. Но недостаточно. Она поехала домой не на электричке, а на такси, слезы, значит, были уже позади. В это время она уже подкрашивалась.
«Знаю, я вела себя непростительно. Может, у него были веские основания прийти раньше. И, может, он в самом деле не видел меня до последнего момента. Только пусть не ждет, что я вернусь и попрошу прощения. Тогда он сразу же вкатит мне первую двойку по поведению. Хоть бы за десять лет он стал другим! И позвонил бы мне сейчас по телефону — нет, стремглав примчался сюда, забарабанил в дверь и обнял бы меня: