Кстати, о Викторе. В школе он делал успехи, у него была особая склонность к естественным наукам. Слишком большая склонность, как сообщалось в письме из школы! Виктор был недисциплинирован, он не уживался с коллективом, устраивал бесконечные дискуссии с преподавателями, задавал тысячи вопросов, мешал занятиям... короче, вел себя безобразно. И неудивительно — его мать никогда не присутствовала на родительских собраниях. А когда я брала его в оборот, негодник отвечал:
— Если урок интересный, я ни за что не буду мешать! Почему же никто не ругает зубрил, которые всегда готовятся только к следующему уроку?
— Не груби! И, кроме того, не тебе об этом судить.
— Вот-вот, мама, и в школе все время говорят то же самое. Но у кого же мне спросить — у тебя, что ли? Но ведь тебе вечно некогда.
Что мне было на это ответить? Разве он был неправ? С кем посоветоваться? От Франца ни слуху ни духу, прислал сначала несколько открыток, и все. Тем больше я удивилась, получив от него через несколько лет письмо из небольшого городка в Тюрингии. По возвращении из-за границы, писал он, его сразу перевели на работу в другое место. Он не может забыть меня, у него неприятности, и он хочет посоветоваться со мной. Ему непременно нужно меня увидеть.
В тот день я набегалась по канцеляриям из-за Виктора — он нагрубил учителю и вылетел из школы, — сильно простыла и мечтала о постели с грелкой, стакане грога и снотворной таблетке. К тому же через несколько дней у меня был важный зачет, и нужно было к нему готовиться. А тут еще это письмо от Франца. Что же мне, рыдать из-за его неприятностей, что ли? Ведь о моих-то он все эти годы не беспокоился. Я так рассердилась, что тут же, в пальто и ботах, накатала ответ. Каждый должен сам улаживать свои дела, и, вообще, я уже давно не свободна и прошу избавить меня от всяких посланий. Я немедленно отнесла свое письмо на почту, а его письмо бросила в помойное ведро. Вот так-то!
Только через несколько дней до меня дошло, как глупо и по-детски я поступила. Конечно, я была не свободна, но только из-за учебы. Другие знакомства? Боже мой! Для этого нужна хотя бы отдельная комната, а у меня ее не было. В те считанные разы, когда я бывала на танцах, всегда находились мужчины, которые, заглядывая мне в вырез платья или в глаза, говорили:
— Такая женщина и одинока? Не укладывается в голове.
На это я томно отвечала:
— А вы, случайно, не знаете кого-нибудь, кто ради меня тут же подал бы на развод? Холостые мужчины моих лет, к сожалению, вымерли.
После такого ответа меня поспешно провожали к столику, и глупые расспросы кончались. Было, правда, еще несколько эпизодов — пресных, как перестоявшее пиво.
Впрочем, Виктора мне удалось, наконец, устроить в другую школу, где он нашел с преподавателями общий язык. И зачет свой я сдала, хоть и не блестяще. Затем, собственно, все пошло гладко, если не считать химического опыта, при котором Виктор чуть было не взорвал весь дом. Наша комната выглядела как после бомбежки. Потом он кончил школу, а я сдала госэкзамен. Мы очень гордились друг другом. А как меня чествовали на работе! Заводская газета посвятила мне большую статью под названием: «От станочницы до дипломированного инженера. Семь знаменательных лет». Кажется, семь лет для меня и впрямь роковое число. Только мой семилетний очный курс учебы у Франца окончился полным провалом, а семь курсов заочного института я закончила без троек.
И вот Виктор — студент-химик второго курса, и профессора расхваливают его на все лады. Но мне было что-то не по себе: Виктор давно уже не выкидывал никаких номеров, долго так продолжаться не могло.
И действительно! Долго ждать не пришлось. Меня назначили руководителем отдела в конструкторском бюро, и мы решили отпраздновать это событие в Трептов-парке, в ресторанчике Ценнера. Я пригласила фрау Вальдек, соседку, преданно помогавшую мне вот уже много лет.
Виктор совершенно некстати привел свою новую подругу Карин — глупо хихикающее существо со взбитыми волосами, окрашенными в канареечно-желтый цвет. Мы говорили о моей новой работе, о машине «трабант» (моя очередь на нее подходила через два года), о сдаче экзамена на шоферские права, который будет, несомненно, самым последним экзаменом в моей жизни. И вдруг Виктор отстранил официанта, собиравшегося открыть бутылки с шампанским, и попросил слова. Оказывается, я всегда была для него примером, а поскольку «трабант» означает «спутник», то он тоже хочет в скором времени обзавестись спутником — они с Карин уже сделали для этого все необходимое, в очереди им стоять не придется, он у них будет самое большее через шесть месяцев. Я глупо смотрела на них, разинув рот, и ничего не понимала. Фрау Вальдек толкнула меня локтем: