Вместе играли в песочнице, как оглашенные гоняли на великах, в один сад ходили, в одной школе учились, только с вышкой разошлись. Василек пошел в медицинский, по стопам родичей-психиатров, а я в гуманитарный. Но дружить продолжали, вместе праздники отмечали. И вообще, если был в моей жизни такой индивидуум, ткнув пальцем в которого я могла сказать: «Вот он, очень хороший человек!», то только Василек. Он уступал место старушкам в транспорте, трогательно заботился о малышне, души не чаял в младшей сестренке, подкармливал всякую живность, всем заболевшим друзьям порол уколы совершенно бесплатно и так же подвозил, никогда не взяв даже полтинника на бензин.
— Внеплановая уборка, — максимально честно ответила я. Просвещать друга относительно иномирной толпы, успешно мусорящей в квартире, все равно не было никакого толку. Со Стаськой попробовала.
— У тебя гость, Лучик? — с фамильярным любопытством выглянул из-за плеча вампир в стиле ню. Был он выше и массивнее меня, потому просматривался весьма отчетливо, как бы я ни растопыривалась в попытке прикрыть неподобающее, пусть и весьма эстетичное зрелище. Хорошо еще он тесак с кухни не прихватил!
Василек всегда легко краснел, а тут стал просто пунцовым, а на глазах навернулись слезы. Он выдавил задыхающимся голосом:
— Извини, я потом зайду, — и опрометью бросился прочь по лестнице.
— А паренек-то тебя любит, — с равнодушным весельем отметил Конрад.
Я захлопнула дверь и еще раз отерла лицо, теперь уже убирая соленую влагу совсем не океанского происхождения, бормоча сквозь зубы:
— Накрылась медным тазом поездка на оптовку.
Противно, мерзко, как будто бродячего пса ударила, было на душе. Но вдогонку за Васильком я не бросилась. Наверное, потому что дура. Столько лет считать парня другом, чтобы одна-единственная сцена и едва знакомый вампир открыли глаза. Теперь все слова и поступки виделись совсем в другом свете, как и мое тупое поведение, поведение дуры, в упор не замечающей того, что творится у родного человека на душе. Василек был мне как брат, ничего больше. Именно поэтому я не стала его догонять, дарить ложную надежду и утешать. Черт, как же плохо. Я не люблю рыжего друга и даже ради счастливой улыбки на его круглой веснушчатой физиономии не скажу другого. Не буду, да и не смогу притворяться. Так будет нечестно и для меня, и для него. Как же погано.
Конрад легким движением руки развернул меня и прижал к голой груди, давая возможность выплакаться. Чуть теплые пальцы легли на макушку, а голос участливо спросил:
— Проблемы?
— Просто жизнь, — ответила я и, запинаясь, коряво объяснила: — Я его всегда другом считала, а притвориться, что ничего не видела и не поняла, тоже не могу. Значит, решать надо, что делать. Если промолчать, он подумает, что я вроде не против, начнет ухаживать. Говорят, что в любви один всегда целует, другой щеку подставляет, и главное, чтоб человек хороший был. Только это же противно, даже самого лучшего человека возненавидишь, если так жить. А если я все знаю и против, то не должна больше с ним по-старому общаться и беззастенчиво пользоваться помощью. Потому что он не подруге помогает.
Речь моя закончилась тяжелым вздохом. Конрад покровительственно погладил меня по плечу и задумчиво сказал:
— Я никогда не притворялся, Лучик. Пользовался женщинами, если они стремились в мою постель — чары вампира на смертных действуют безотказно, — мужчина усмехнулся не без самодовольного осознания личной неповторимости, — но никогда не бросался признаниями. Ты права, не желая лжи. Любят не самого красивого, лучшего, достойного, любят того, кто задевает душу и до крови царапает сердце. Не торопись, любовь придет.
— Не тороплюсь. Мама уже замордовала вопросом «Когда ты выйдешь замуж?», а я все не тороплюсь, — пожаловалась я.
— Может, тебе женщины нравятся? — практично уточнил Конрад без всякого намека на укор, чисто исследовательски.
— Не-эт, — замотала я головой так, что даже в позвоночнике что-то хрустнуло. — Я, конечно, понимаю, люди все очень разные, бывают и такие, ничего лично против них не имею, но сама… Нет, мне определенно нравятся мужчины, но как-то заочно, что ли. Пробовала встречаться с парнями, но как до поцелуев и обнимашек доходит, ничего с собой поделать не могу, слюняво, и неприятны чужие руки, куда не надо лезущие. Может, я какая-то ненормальная?
Надо же, так откровенно никогда не говорила об этом даже с лучшей подругой, а вампиру, с которым и знакома-то без малого день, все сказалось почти само собой. Наверное, сыграла роль та странная прочная связь, установившаяся между нами после обмена кровью. С Конрадом было так уютно, легко и надежно, как ни с кем другим.