Инопланетянин осторожно заглянул в палату примерно десятью минутами позже и, конечно, я все еще храпела. Дверь тихо закрылась.
К этому времени в памяти восстановилось еще кое-что из того, что произошло.
Я смутно припоминала, что перед ударом корабля о твердую поверхность мне кое-что прошептал Дверг думая, что я его не слышу: «Ты моя Нинель, я всегда буду рядом...». Кто такая Нинель я так и не поняла, да и думать некогда было, произошло наше столкновение с поверхностью планеты.
Голова несколько кружилась, но вскоре это прошло, и я приподнялась в кровати. Руками попыталась как-то освободить свои конечности из плена странного механизма. Поковыряв ногтями нашла какую-то выемку и нажав освободила свои ноги. Держась за железный прут изголовья кровати, я попыталась сделать свой первый шаг. Полный порядок — ноги меня держат и это главное, значит, я их себе не сломала.
Итак, теоретически я вполне способна уйти отсюда, другой вопрос, куда и не вернут ли меня назад.
Я вновь добралась до кровати, улеглась поудобнее и стала думать. Меня начало знобить, на лбу выступил пот. Во рту отчетливо чувствовался вкус меди.
В скором времени дверь открылась, впустив в комнату луч яркого света из коридора, и сквозь щелки век я увидела инопланетянина с механизмом в руках, который напоминал пистолет, таким меня до этого они и кололи.
Он подошел к постели. Как только он приблизился, я села.
— Добрый вечер, — сказала я.
— Д-добрый... — ответил он, как-то странно заикаясь.
— Могу я узнать, когда меня выпишут отсюда?
— Это надо узнать у доктора, — проскрежетали мне в ответ.
— Узнайте! — инопланетянин попытался приставить мне пистолет к руке. — Нет, благодарю вас. Я не нуждаюсь в уколах.
— Но мне надо сделать ... — он осекся, когда увидел мой взгляд, который говорил: «Не тронь, а то пожалеешь». Он попытался меня уговорить, ты еще сюсюкать начни или разговаривать, как с умалишенными.
— Боюсь, что доктору виднее.
— Вот и пригласите его сюда, и пусть он сам это скажет. А до того я не позволю делать себе никаких уколов.
— И все же боюсь, что тут ничего нельзя сделать. У меня точные указания.
Я медленно покачала головой.
— Ах вот как, — сказал он. — Учтите, что мне придется доложить об этом... этом...
— Обязательно доложите, — съехидничала я, — и кстати, во время своего доклада не забудьте сказать, что я решила выписаться отсюда завтра утром.
— Это невозможно. Вы не можете даже стоять на ногах, а что касается внутренних повреждений и кровоизлияний...
— Посмотрим, — сказала я, — спокойной ночи.
Он исчез из комнаты, не удостоив меня ответом.
Я вновь улеглась поудобнее и задумалась. Не знаю сколько прошло времени, но я услышала в коридоре шаги. Дверь вновь открылась.
Затем комната ярко осветилась, и у самого входа, встал здоровенный детина с такой же черной кожей и тремя глазами, как у своих соотечественников, но он ростом был повыше и в плечах намного шире.
— Мне сказали, что вы тут грубо отказываетесь подчиниться нашему санитару, — сказал он. Здесь уже было не притвориться спящей. — Как это понять?
— Не знаю, — ответила я, — а что?
Это его обеспокоило на секунду-другую, затем, нахмурившись, он продолжил.
— Сейчас время вашего вечернего укола.
— Вы врач?
— Нет, но мне велено сделать вам укол, а для этого у меня хватит медицинской подготовки.
— А я отказываюсь от укола, — сказала я, — и имею на это полное право. В конце концов, какое вам дело?
— Я сделаю вам укол, — проговорил он, приближаясь с левой стороны кровати.
В руке его появился уже примелькавшийся недавно мне пистолет, тщательно до этого скрываемый.
Это был очень некрасивый, грязный удар, несколько ниже пояса. Он упал перед кроватью на колени.
— Гхмар кхн дар — сказал он спустя некоторое время.
— Еще раз подойдете ко мне, и пеняйте на себя.
— Ничего, мы умеем обращаться и с такими пациентами, — выдавил он с трудом.
Тогда я поняла, что наступило время действовать.
— Где моя одежда?
— Гхмар кхн дар, — повторил он. Что за хрень я перестала его понимать, может это ругательство какое...