«Я вас слушаю, Владимир Иванович», – президент был как всегда спокоен, и его голос почти не дрожал.
Профессор и президент встретились глубокой ночью в университетском парке, где двенадцать лет назад они отмечали защиту дипломного проекта.
– Я, в общем-то, попрощаться пришёл, – мрачно сказал Малинин вместо приветствия.
– Сергей! – Рогов был в полной растерянности. – Что с тобой? Неужели ты готов так просто сдаться именно сейчас, когда ещё есть надежда…
– Владимир Иванович, надежды нет. Вы взрослый человек и должны понимать, что сейчас происходит.
– Но я не понимаю… И остальные не понимают. Сергей, пожалуйста, объясни мне, объясни людям, которые голосовали за тебя два года назад!
– Нет. Мне нечего объяснять. – раздраженно ответил Малинин.
– Но как же выборы? Ведь можно…
– Выборов не будет. Всё уже выбрали за нас. За меня, за вас и за всех остальных.
– Как? Почему? Ты бы мог ещё раз участвовать, ты бы мог сделать всё по-другому.
– Профессор. Я не смогу участвовать в этих, а также в следующих выборах. Меня убьют. Как только моё физическое присутствие и моя подпись будет не нужна, меня не станет, – буднично и обречённо сказал президент.
– Нет, я не верю! – замотал головой Рогов. – Этого не может быть! Они не могут просто так взять и уничтожить человека, которого теперь знает весь мир!
– Они уже это сделали, Владимир Иванович. Весь мир знает не меня, а их.
– Сергей, я не понимаю…
– Трехмерные модели, – вдруг резко произнёс президент. – Вы думали, что это разработки для фильмов и видеоигр? Развлекательные безделушки? А знаете ли вы, что половина всего, что вы видите сейчас по телевизору – иллюзии? Нарисованные на компьютере предметы и люди. Я – самая большая иллюзия. Я уже почти не существую. Профессор, они разрабатывают новое поколение устройств – трансляторы, чтобы окончательно стереть грань между обманом и реальностью.
– То есть, в телевизоре ты сейчас тоже нарисованный? – профессор пытался хоть немного осознать полученную информацию.
– Естественно. А кто же в данный момент даёт пресс-конференцию и призывает народ голосовать за Правдина?
– Правдина? Это тоже модель?
– А вот это уже совсем не важно, профессор. Правдин – это они. Правдин – это то, что было до меня и то, что останется после. Я пытался. Я честно пытался. Но я не могу сражаться с тем, что корнями проросло в Государство и запустило свои щупальцы в каждого его жителя. Против меня не люди. Против меня – история. А теперь, когда вы знаете всё, я прошу вас простить меня. Я не смог сделать ничего из того, что мы с вами планировали. Люди, которые доверились мне, опять погрязли в нищете и преступности. Никто уже не читает книг, никто не рисует картин, не разрабатывает новые устройства, не покоряет космос. Владимир Иванович, я не справился. И я врал, когда говорил, что сделал всё, что мог.
– Нет, Сергей, ты не врал. Ты сделал очень многое, и наше Государство никогда не будет прежним! Люди, впервые за столько времени получили такой шанс! И ты считаешь себя вправе лишать их последней надежды?
– Владимир Иванович. просто поверьте мне, как верили все эти годы. И очень внимательно выслушайте. Если вам дорога ваша жизнь, ваши родные и близкие, сделайте вид, что не знаете меня. Они, конечно, рано или поздно выйдут на вас, но я приложу все усилия, чтобы вы не пострадали. Но когда меня не станет, вам придётся защищать себя самому. Поэтому, пожалуйста, профессор, позаботьтесь о своей безопасности как можно скорее.
– Сергей, а как же ты?
– Не волнуйтесь, Владимир Иванович, о себе я тоже позаботился, как мог. Сейчас я вам скажу последнюю вещь. Есть одна деталь, по которой можно отличить иллюзию от реального человека. Я покажу её вам. Это все что я в силах сейчас сделать.
Этот разговор Рогов запомнил на всю оставшуюся жизнь, а именно, ровно на 9 месяцев и 15 дней.
Когда Владимир Иванович вышел из университетского парка, было уже шесть утра. Новый день принёс новую жару и новые испытания, но профессору было уже всё равно. Он хотел позвонить домой, но ждал, когда откроются магазины, работники которых ещё не успели начать забастовку. Ему нужна была бутылка водки. Нет, две бутылки, потому что думать нужно было долго, а в трезвой голове вертелась только одна идея – сбежать на какой-нибудь заброшенный приусадебный участок и сидеть там, пока город не остынет от выборов и летнего зноя.