Подходя к дому, совершенно вымотанный и плохо соображающий, профессор остановился возле киоска с газетами и безделушками, зацепившись взглядом за какую-то вещицу, выпирающую со второй полки. Немного подумав, он медленно подошёл к окошку. Продавщица, уже знакомая ему разговорчивая женщина возраста ближе к пожилому, радушно улыбнулась.
– Влааадимир Ивааанович, давно вас не было! Журнальчик присматриваете?
– Нет. Дайте мне слоника, – отрывисто проговорил Рогов. – Вон того, со второй полки.
– Ой, такой миленький, мягкий! – затараторила продавщица. – Смотрите, у него даже кнопочка внутри есть, нажмёшь – и он поёт, а вот, гляньте-ка, ушами зашевелил! Прелесть!
– Давайте.
– Внуку подарите? – поинтересовалась женщина, не замечая подавленности своего покупателя.
– Да, – коротко и сухо ответил Рогов.
– А Настеньке что не возьмёте такого же? – зарплата продавщицы напрямую зависела от количества проданной мелочевки. – Младшие, они же всегда за старшими тянутся. Тем более, Боренька у вас прям мужчина уже. Смотрю я на него и думаю, ну точно полководцем вырастет. Всегда такой спокойный, рассудительный. Тьфу-тьфу-тьфу, лишь бы детки здоровыми росли!
– Да, здоровье сейчас главное, – говорит себе под нос Владимир Иванович и, забирая две одинаковые игрушки, торопливо идёт к своему дому мимо небольшого холмика, пахнущего влажной утренней травой.
Государство готовилось к Дню Всенародного Голосования.
Глава 3. 2070
Работа не клеилась. Весь день Борис пытался подобрать подходящий цвет вражескому танку, который он рисовал для детской обучающей трансляции. Но всё было не то. Один был слишком глубоким, другой отдавал в синеву, третий вообще делал танк похожим на бесформенную лужу грязи. Борис злился на себя и на танк, но всё равно продолжал работать. В соседней комнате опять ругались, и это тоже отвлекало и мешало сосредоточиться. Вдруг в коридоре хлопнула дверь, и почти сразу же в его комнату ввалился Слава.
– Здорово, сосед! – почти прокричал он.
Борис поморщился, но тоже поздоровался.
– Рисуем? – Славик явно не собирался ограничиться приветствием, и Бориса накрыла тоска.
– Да, вот заказ, – ответил он в надежде, что танк не сильно заинтересует соседа. Но, конечно же, он был неправ.
– Таааак, – протянул Слава. – Что там у нас? Танк! Боевая машина! Замечательно! Просто шедеврально! А что, раскрасить его не надо было? А и правда, пусть так ездит, чего зря краску-то переводить?
– Я как раз этим и занимался, – стал оправдываться Борис. – Пока ты не пришёл.
– И, как вижу, вовремя пришёл. А то ты тут совсем стух в одиночестве. Я прям как почувствовал, что тебе необходимо вдохновение, и принёс его прямо в твою унылую комнату, – сосед продолжал бомбардировать Бориса своей неуёмной энергией и грубоватым юмором. – Так-с, приступим? Лично мне всё ясно. А тебе? Вот ты сам скажи, Борис, что в твоём танке не так?
– Ну раскрасить не успел.
– Нет, Бориска, дело не в раскрашивании. Раскрашивать и дети умеют. У тебя другая проблема.
– Нет у меня проблем, и я не Бориска, – тоска постепенно переходила в раздражение. Славик сделал вид, что не услышал.
– Твоя проблема, – с нажимом повторил он, – в отсутствии концептуальности! Вот в чём смысл этого танка?
– Он вражеский, злой и всех убивает. И тебя сожрёт, если будешь мешаться.
– Какую мысль он несёт в этот мир, что воплощает? В чём его внутренний конфликт? – не унимался Славик.
Борис представил себе, как гусеницы танка подминают под себя худощавое тело соседа, и ему стало чуть легче.
А Слава тем временем продолжал свой затянувшийся монолог.
– В каждой вещи, в каждом человеке есть свой внутренний конфликт. И наша задача как художников – вскрыть его, обнажить перед зрителем, заставить сопереживать, и через этот каратсис – очиститься. Я знаю, я обучающую трансляцию смотрел. Второго уровня, к твоему сведению. Кучу денег потратил. Ты бы хоть сердечко ему на боку нарисовал что ли, вроде как тонкая ранимая душа под неприступной железной бронёй.
– Это для детей рисунок.