– Сегодня, – начала старшая воспитательница, – В стенах нашего штаба произошло страшное событие – воровство. Я напоминаю каждому из вас, что граждане Союзного Государства обязаны соблюдать закон, и любое его нарушение будет немедленно пресекаться и жестоко наказываться. Этот раз – не исключение.
В актовом зале стояла напряжённая тишина. Все ожидали предстоящего кровавого жертвоприношения.
– Так как во время кражи все воспитанники были на занятиях, нам не составило труда вычислить вора. Им оказался ни кто иной, как Борис Арсеньев, внук иноагента, решивший, наверное, продолжить преступное дело своего деда в нашем общем доме, который щедро предоставило ему Государство. При обыске его вещей мы обнаружили то, что было украдено у одного из наших воспитателей, что является доказательством его вины. Я прошу каждого из вас сейчас встать и показать пальцем на этого юного преступника. На счёт три!
Все встали и без особого энтузиазма показали на Борю. Он покраснел, опустил голову и безропотно слушал свой приговор. Конечно, он мог бы попросить предоставитьэти доказательства, сказать, что не курит, что сам своими глазами видел преступника, но он молчал. В любом случае, десятки голосов, скандировавших по команде старшего воспитателя «Вор! Вор! Вор!» заглушили бы его слабый, пусть даже и правый, голос. Да и почему бы ему в очередной раз не побыть преступным отродьем, если все этого так хотят? Так Борис понял, что значит «общественное мнение», и какие чудеса оно может творить. Конечно, ничего страшного с ним не случилось. В очередной раз его на неделю лишили компота, который он и так не слишком любил, вызывали к старшему воспитателю для проведения беседы и к штабному руководителю по коррекционно-воспитательной работе. Борис уныло слушал лекции о том, как важно ему самостоятельно искоренить в себе все зачатки иноагентских помыслов и побуждений, которые успел посеять его дед, что ему нужно ежедневно доказывать обществу, что он его достоин, несмотря на ужасную семейную историю. Борис молча слушал и виновато кивал. а сам мечтал как можно быстрее вернуться в свою спальню, где глубоко под матрасом была спрятана книга, которые они почитают ночью с Людмилой Ивановной. Он сначала хотел рассказать всё доброй нянечке, но она так и не завела разговор об инциденте с кражей, и он решил, что его можно благополучно забыть.
Борис подумал, что, будь тогда на его месте Славик, даже десятилетний, он бы не стал молчать и терпеть такие издевательства. Он бы встал, вышел на скрипучую сцену и произнёс бы речь, полную внутернних конфликтов и катарсисов, которая заставила бы всех собравшихся немедленно извиниться за несправедливые обвинения, а настоящий преступник непременно сознался бы и понёс бы суровое, но справедливое наказание.
Во время следующего интервала для общения Борис обнаружил, что новых заказов так и нет. Он немного походил по комнате, в очередной раз пересчитывая ровные квадратики на линолеуме, остановился у окна, немного поизучав картинки голографических обоев, и решил поспать. Но спать не хотелось. Хотелось чем-то заняться, хотя бы нарисовать что-то для себя, попробовать разные цвета и техники, поэксперементировать с перспективой. Он вдруг вспомнил слова Славика про обучающие трансляции и подумал, что было бы неплохо получить доступ ко второму уровню, но для начала можно порыться и в общедоступном, пятом, где среди агитационного мусора иногда попадалась довольно интересная информация. Борис включил аппарат для голограмм, приготовил чистое пространство, взял ручку и попросил Катюшу найти ему все художественные обучающие трансляции за последний месяц.
«Найдено пять обучающих трансляций по запросу, – сообщила Катюша, – Запускаю первую.»
Вдруг её голос прервался, и вслед за этим из транслятора донеслось: «Обнаружено новое устройство ввода, хранения и обработки информации. Модель: не найдена. Ревизия: не найдена. Содержимое: отсутствует». Экран показал синюю горизонтальную полосу, которая, немного повисев, исчезла, и вслед за ней устройство вывело непонятный лист с какими-то значками, в основном – палочками и кружочками. После некоторых умственных усилий Борис, к своему удивлению, узнал в них буквы, почти как в его книге, но сложить их в слова пока не смог. «Устройство отключено», сказал транслятор, но буквы никуда не делись, и Борису вдруг стало страшно. Кажется, он сломал свой рабочий инструмент, десять лет прослуживший ему верой и правдой. Он взял в руки перо и провёл им в воздухе, но экран упорно показывал только белый лист с чёрными значками, наотрез отказываясь повторять движения Бориса. Случилось что-то ужасное. Что, если он получит очередной заказ и не сможет принять его из-за этой глупой поломки? Что если заказ отдадут, например, Славику, или кому-то ещё, кто сделает его гораздо лучше? Что, если про Бориса забудут, и он так и останется сидеть здесь перед сломанным аппаратом, никому не нужный, без денег и без права на существование? Он откинулся на спинку стула и вдруг почувствовал укол боли, той самой боли, которую он носил в себе после ранения на фронте.