Через 50 лет после войны в столице родился Владимир Иванович Рогов, который мог бы стать знаковой фигурой этой исторической эпохи, но стал лишь профессором, расстрелянным в своей же квартире на пороге собственной комнаты и на глазах у собственного внука. С детства Владимир Иванович отличался от своих сверстников хотя бы тем, что ему не удалось умереть на улице молодым от передозировки уже почти не запрещённых веществ. Возможно, это произошло потому, что, будучи в том возрасте, когда пытливый ум начинает задавать вопросы, ответы на которые мироздание ещё не придумало, он нашёл в глубине своей землянки стопку книг, предназначавшихся для растопки полуразвалившейся печки и обогрева их незатейливого жилища. В те времена в столичных школах ещё можно было научиться читать, и будущий профессор вполне неплохо освоил это мастерство. Отец Владимира, увидев своего сына за таким постыдным занятием как чтение, хотел было отвадить его от этого бесполезного дела, а книги кинуть в печку, где им и было самое место, но, встретив необъяснимое сопротивление, плюнул и оставил сына в покое. Если бы он только знал, к чему приведёт это решение в будущем, он бы не отступил так просто, но в то время люди не умели думать наперёд.
Конечно, наивно было бы предполагать, что юный Владимир нашёл в книгах ответы на свои вопросы, которые он даже не мог правильно сформулировать. Зато там были другие, ещё более занимательные, и он понял, что, возможно, его предназначение не в том, чтобы пойти по стопам отца и всю жизнь провести в поисках пропитания для себя и своей семьи, а сделать шаг чуть дальше и развивать другое полушарие своего мозга. Он не был уверен, что сможет поступить в единственный оставшийся после войны столичный университет и сильно удивился, когда получил место в группе исторического факультета. Владимир Иванович принялся увлечённо изучать историю страны, которая позволила ему родиться в ней, и с каждым днём открывал для себя всё более интересные факты. Так как эта история была довольно однообразной, в ней легко можно было проследить некоторую цикличность, которая вначале позабавила Владимира Ивановича, а потом натолкнула его на долгие размышления, которыми он почему-то боялся поделиться даже со своими сокурсниками.
«То, что происходит сейчас на моих глазах, – думал будущий профессор, – не может продолжаться вечно. Уже заметны определённые знаки, указывающие на то, что вскоре может случиться какой-то переломный момент, какое-то, возможно, малозначительное событие, которое сильно изменит текущую ситуацию. Никто не знает, как потом повернётся наша жизнь, но сейчас надо быть начеку, чтобы не пропустить этот момент и воспользоваться им в свою пользу».
Но ничего не происходило. Люди по-прежнему продолжали выживать в своих землянках, которые уже успели вырасти в небольшие дома, на их столах постепенно стало появляться чуть больше еды, их дети почти перестали умирать на улицах от отсутствия контроля и воспитания. Казалось, что всё постепенно налаживается. Владимир Иванович немного успокоился и решил заняться приведением в порядок своей жизни. Окончив университет, он устроился преподавателем истории в обычную городскую школу хотя бы из-за того, что таким образом можно было получить жилплощадь, куда он собирался съехать, окончив университет. Он не хотел насовсем забрасывать научную работу, а решил совмещать её с обучением подрастающего поколения, возможно, черпая из него новые идеи и интересные мысли. Владимиру Ивановичу дали крохотную комнату в двухкомнатной квартире, которая стала постепенно обрастать книгами, исписанными тетрадями и пылью. В его новом жилище явно не хватало аккуратной женской руки, способной привести в порядок его вещи и мысли.
Шло время, исписанные тетради сменились слабеньким компьютером, на который Владимиру Ивановичу пришлось откладывать почти целый год, в комнате стали появляться новые книги, которые уже перестали печатать, но их ещё можно было найти на рынке, куда будущий профессор заходил каждый месяц, получив скромную учительскую зарплату. Работа тоже доставляла ему удовольствие, и дети по-своему тянулись к странноватому учителю, у которого для них всегда было в запасе несколько конфет и занимательных историй. Владимир Иванович любил своих учеников и надеялся, что когда-нибудь будет рассказывать эти истории и собственным детям, а, может быть, даже внукам. Так оно и вышло.
В 30 лет профессор вернулся преподавать в стены родного университета. Конечно, ему было жаль бросать работу в школе, но из года в год рассказывать об одних и тех же событиях, в подлинности которых он сам не был уверен, он больше не мог. Он передал свои классы молоденькой и очень симпатичной выпускнице педагогического колледжа и в первый раз в жизни открыл дверь университетской кафедры своим собственным ключом. Выпускница этим же вечером позвонила ему и долго плакала в трубку, жалуясь на то, что десятиклассник Семёнов отпустил грубую шутку насчёт её не слишком длинного платья. Владимир Иванович знал Семёнова практически с младенчества, когда его многодетная мать собирала по школе всех своих многочисленных отпрысков, держа под мышкой тех, кто был ещё слишком мал для этого заведения. Он долго и обстоятельно рассказывал начинающему педагогу основы поддержания классной дисциплины, которым её, теоретически, должны были обучить в колледже, и сам не заметил, как влюбился. Через неделю он пригласил её на свидание, а через полгода они уже отмечали собственную свадьбу, на которую приехал даже отец Владимира, чтобы напиться и уснуть прямо на книгах, использовавшихся молодыми в качестве стульев для гостей.