– Потом как-нибудь. Я деда не помню почти, он, кажется, умер, когда я совсем мелким был.
– Грустил?
– Да не особо. Дед-то меня не очень любил, сестрёнку сильнее. И работал постоянно, не до меня ему было.
– А родителей террористы убили?
– Да, тогда Правдина только в первый раз выбрали, они обезумели совсем. Простых людей убивали прямо в их квартирах.
– Да, помню-помню, было такое.
– Вот и родителей моих убили, а я убежал. Я бегал хорошо тогда, быстро. А террористы за мной, вот тут холмик небольшой, рядом с домом. Я там встал и закричал: «Правдин! Помоги!» И тут приехали наши бойцы, и всех террористов расстреляли.
– Это правильно, – одобрительно закивал Егор Семёныч. Борис почему-то продолжал вспоминать и моментально переделывать историю, чтобы не шокировать старика.
– А одного, самого злобного террориста прямо на моих глазах убили. Я это очень хорошо помню, он лежал весь в крови, а взгляд такой страшный, остекленелый. И нога подвёрнута, вроде как сломана.
– Так ему и надо! – поддержал его Егор Семёныч.
А Борис всё вытаскивал из своей памяти какие-то оборванные лоскутки и пытался соединить их в одно целое одеяло. Но почему-то лоскутки не подходили друг к другу, но Борису это было не важно. Ему просто надо было выговориться, хотя он и понимал, что старику сейчас совсем не до разговоров про мёртвых террористов.
– Вот и бабка тоже… – задумчиво пробормотал Егор Семёныч. – С остекленелым взглядом. Умерла, значит… А книгу свою забери. Я её знаю, Васеньке в детстве читал. Он, помнится, смеялся ещё над слонихой и над ежом каким-то…
– Васенька! – вдруг вспомнил Борис, – Егор Семёныч, я вам сейчас покажу кое-что.
Он включил устройство для изображений, дождался его загрузки и приказал показать все рисунки в хронологическом порядке. На мониторе стали появляться миниатюры всех созданных им когда-то изображений, и, наконец, он нашёл нужное. Это был самый первый рисунок, который он сделал после покупки устройства по просьбе Юлианы Павловны. На нём был искрящийся снежный холмик, на котором стояли Васенька с матерью, взявшись за руки и о чём-то разговаривая. Егор Семёныч уставился в монитор.
– Это кто? – вдруг как-то напряжённо спросил он.
– Васенька. И Юлиана Павловна. Она сама меня попросила нарисовать, как будто они стоят рядом и за руки держатся.
– Васенька? Не похож… А бабка похожа, – вынес свой вердикт Егор Семёныч. – Стало быть, так они сейчас и стоят рядом, на холмике. Где её похоронят, интересно? А знаешь что, боец. Налей-ка мне сто грамм. Да смотри, сильно не разбваляй. Чтоб до костей прям пробрало.
Борис налил и ему, и себе. Они сидели вместе, объединённые одной потерей, и молча смотрели на рисунок, и им казалось, что и Юлиана Павловна, и Васенька стоят где-то рядом и о чём-то с ними разговаривают. Только они не слышали, о чём, потому что что-то невидимое отделяло их друг от друга. Егор Семёныч попросил Бориса передать рисунок на его транслятор и уснул прямо на его кровати. Борис не стал тревожить его и всю ночь просидел на стуле, уставившись в неработающий монитор.
Через 72 часа Юлиану Павловну увезли, и они с Егор Семёнычем допили военный спирт. Дни опять полетели один за другим, только играть в карты на двоих было неинтересно, и они забросили это занятие, которое раньше так любили. Борис теперь готовил на двоих. потому что доверять старику обработку и так малосъедобных продуктов он не хотел. Егор Семёныч сначала ел мало, но потом постепенно настроение его улучшилось, и он даже опять стал включать свои любимые новостные трансляции, сопровождая их всё теми же мудрыми комментариями. Борис, конечно, скучал по Юлиане Павловне, но избегал разговоров о ней. Иногда Егор Семёныч, забывшись говорил что-то вроде: «Бабка! Смотри-ка что они опять учудили!», но быстро замолкал, обрывая себя на полуслове. Постепенно и эта привычка сошла на нет.
Около года они жили так, вдвоём, боец и старик. Они и окончательно притёрлись друг к другу. Борис уже понял, что семью ему не создать, да ему и не особенно хотелось заниматься этим. Тихая жизнь а пропахшей заспанным бельём квартире его вполне устраивала. Он получал заказы от министерства обороны, изучил механику военной техники и мог практически с первого раза подобрать нужную озвучку к любой трансляции. Он ждал этих заказов, потому что только в работе он мог почувствовать свою значимость для мира, и только работа давала ему силы просыпаться каждое утро и проживать очередной, в общем-то бесполезный день. Но однажды у Егора Семёныча на шее появилась непонятная шишка. Старик попросил Бориса ощупать её, как будто тот что-то понимал в медицине, и Борис ощутил у себя под пальцами какой-то твёрдый узелок.