Уля скосила взгляд на сияющую панель с кнопками. В доме, где она провела детство, не проходило ни дня, чтобы над бедными кнопками не надругались. И ладно простые надписи маркером, матерные и не очень: пластиковые кнопки жгли, вырывали или вдавливали с такой силой, что они навсегда врастали в панель и переставали двигаться. (Где-то здесь притаилась еще одна метафора Улиной жизни, но она решила на этом не зацикливаться.) Тут же кнопки были как на подбор, металлические и с крупными цифрами – от нуля (парковки и склада) до пятнадцати. Офис Ули, конечно, находился на тринадцатом этаже. Владелец был не настолько суеверным, чтобы просто пропустить это число, но работали там только люди, так сказать, непроверенные. Или те, кто надолго здесь не задерживался. Сама Уля уже вышла из последней категории, но застряла в первой. Так и оставалась заложницей тринадцатого этажа. Не то чтобы ей не нравилось это число. Оно казалось даже успокаивающим, добавляло некой определенности: например, в пятницу тринадцатого всегда было чем заняться, потому что телеканалы чтили традиции и по вечерам гоняли отборные ужастики категории Б. Вечера обычных пятниц Уля тоже частенько проводила перед телевизором, но ужастики были вишенкой на торте. Ведь в них даже неизвестность подчинялась законам – не то что в реальной жизни.
Маленький экранчик, где обычно отображались электронные цифры, оставался темным. Уля сдвинула брови, чуть наклонилась вбок и постучала по этому участку панели пальцем. Не то чтобы это могло помочь, но ведь какой-то шанс был? Эта странная привычка передалась ей от родителей, а им – от их родителей. Постучи по технике – может, что и изменится. А если сделаешь хуже, что ж… зато будешь уверен в том, что теперь точно стоит раскошелиться на мастера.
Экранчик не среагировал: лишь где-то в глубине его еле теплилась алая стрелочка, указывающая вниз. Уля нажала на единицу – кнопка не загорелась. Она чуть подождала и сделала это еще раз, для верности.
Странно.
Может, не так странно, учитывая, в каких условиях строили квартал… но лифты в новые здания поставляли с лучшего завода в стране, из города-побратима. Некоторым достаются южные соседи, знаменитые винодельнями, а городу Ули достался побратим с отличным производством лифтов. Хотя даже на лучшем заводе страны все могло быть как везде. И сломавшаяся панель – это так, мелочи.
Все же стоило сообщить об этом кому-нибудь из техников. Уля редко заглядывала к ним на второй этаж, где в коридорах до сих пор лежал строительный мусор, а одна из стен щеголяла голыми кирпичами, но ей там нравилось. Техникам тоже. Их уголок меньше всего походил на современный офис, и в этом было какое-то очарование. Раньше по соседству еще находилась временная столовая: в той, что на третьем этаже, шел ремонт. Как и все ремонты, он казался почти вечным, потому, когда столовую таки открыли, все очень удивились. С временной столовой прощались, как с кораблем викингов: с тоской в сердце. Хоть не подожгли, и на том спасибо.
Уля снова вытянулась по струнке и подняла голову. В иных лифтах хоть музыка играла, но этот был бесшумным во всем. Может, дешевый лифтовый джаз не устраивал местных. Да и непатриотично как-то.
По ощущениям, двери должны были щелкнуть и разъехаться через пару секунд, и Уля взяла низкий старт. Кофе хотелось нестерпимо: она проснулась слишком рано, и дорога в офис не смогла разбудить ее до конца, хотя по улицам уже гулял прохладный осенний ветер, и люди не знали, доставать ли шапки и менять ли туфли на сапоги или все-таки пока рановато. В межсезонье очень легко было встретить в одном проулке людей и в футболках, и в пальто. Уля завидовала и тем и другим: сама она вечно не могла определиться и потому то мерзла в легкой одежде, то жарилась в куртке, которую таскать в руках было тоже не особо удобно.
Пара секунд прошла. Кабина не притормозила. Уля решила, что кофе ей все-таки нужен гораздо больше, чем она думала. Ее внутренние часы редко сбоили.
Она шумно выдохнула в третий раз, и поток воздуха поднял часть ее волос. Уля заправила их за ухо и зевнула. Замечательно. Просто замечательно. Сегодня, похоже, один из таких дней, в которые Уля могла бы заснуть на рабочем месте. Такого не случалось еще ни разу, но ведь надо же с чего-то начинать? Уля точно знала, что один из сисадминов держит в офисе подушку и действительно там спит, обычно ближе к концу рабочего дня: вешает на дверь табличку с какой-нибудь ересью о техническом перерыве или чистке серверов и заваливается в соседнюю секцию, где не работает лампочка и одиноко стоит пустой системник. Уля никогда не думала, что будет ему завидовать. Он ведь работал с программой, которую даже монстром Франкенштейна сложно назвать: у того хоть было сознание и желание учиться. А эта программа могла только бессвязно мычать и просить, чтобы ее поскорее пристрелили. В зарубежных фильмах такие преступления против природы обычно охотились на людей. Хотя и в реальности происходило примерно то же самое.