Опять я не о том. Нельзя разбрасываться, иначе не хватит ни времени, ни бумаги. Буду описывать только реальное. То, что нельзя изменить. Все непоправимое и неотвратимое. Но я не могу изменить самого себя – значит, я реален? – и не могу изменить свои мысли – значит, они тоже реальны? О если бы самые черные из моих мыслей превратились в червей, змей, белых бультерьеров (черт, откуда эта блажь?!) – это была бы маленькая армия генералиссимуса Макса, и эта армия проложила бы мне дорогу к свободе!..
Сенбернар появился в палате со свитой из двух жлобов, немного попыхтел, приказал Шуре зачем-то открыть рот, едва скользнул по мне взглядом, указующим перстом обозначил очередную жертву и увел с собой Карлушу. На спецобработку. Не знаю точно, что это такое, но после процедуры каждый из «менструаторщиков» становится очень тихим. Примерно на неделю. По-моему, кто-то все же передает им наркоту…
Мои догадки лучше держать при себе. Тем более что скоро меня поведут на воскресную прогулку. «Прогулка» – это одно только название и вместе с тем особо изощренное издевательство. Гуляю я по глухому бетонному коридору длиной никак не меньше двухсот метров. Не знаю, куда он ведет, должно быть, прямиком в ад. Дежурному доберу даже лень за мной следить, и он оставляет меня здесь одного на час.
Бежать некуда, если вы не веселое привидение Каспер и не умеете проходить сквозь стены. За дверью – комната санитаров, где они режутся в деберц, пьют спирт, а по ночам трахают пациенток. В основном тех, которые не могут пожаловаться Святому Бернару, или тех, которые сами хотят. Насколько мне известно, ни одна еще не проговорилась.
Прогулки эти я ненавидел, хотя понимал, что двигаться надо. Четыре года в психушке – слишком долгий срок, чтобы действительно не сойти с ума. Но время – иллюзия, и рассудок иногда возвращается, как бродяга-зомби в свою разрытую могилу.
Хуже было то, что я превратился в скелет, обтянутый кожей. По правде говоря, я здесь совсем зачах. Иногда я шепчу себе: «Слушай, кретин, если ты собираешься когда-нибудь выйти отсюда или сбежать, тебе нужны силы». Для побега нужны силы, даже для надежды нужны силы, но откуда им взяться? Я пытался отжиматься от пола и подтягиваться на оконной решетке. Однажды за этим занятием меня застал ретивый доберман. В течение двух недель я не мог ничего делать руками. Даже жрал с трудом. Вилку держал в кулаке, как трехлетний. А теперь представь меня в туалете. Представил? Отдыхай…
Потом я пробовал снова – и слишком шумно пыхтел по ночам. Дали еще раз – понял, что Шура Морозов не дремлет. Прикончил бы тварь, да сил нету. Мышцы дряблые, ноги дрожат, в голове постоянный шум. Недолго мне осталось, люди…
Так вот, о прогулках. Не знаю почему, но выводят меня одного. Никто другой в нашей палате подобной привилегией не пользуется… С некоторых пор в комнате у доберманов появился приемник. Гулять стало чуть веселее. Сегодня услышал одну из новых музыкальных станций. И надо же – повезло! «Full Tilt Boogie Band» как раз играли «Заживо похороненный в блюзе». Верно сказано, без балды. Заживо похороненный – это я и есть. Чуть не завыл. И такая меня тоска взяла – хоть головой об стену!
Ну нет, думаю, суки, – не дождетесь! Собирал себя по крупицам, по кусочкам. О маме вспомнил, о тебе, Ирочка, стерва (ты-то хоть жива еще? как я тебя хочу!), об этом кретине Клейне, который втравил меня в это дерьмо, ну и, понятно, о тебе, господин писатель, раззвонивший обо всем в своей дурацкой книжонке! Спасибо еще раз, удружил! Теперь ничего не стоит меня вычислить. Надеюсь только на то, что Виктор книг не читает, или на то, что я для него – пустое место. Шлак. Живой труп. Смешная, конечно, надежда, но пока еще живу…
Кстати, надо будет письмо накалякать писателю, предупредить беднягу. А то ведь грохнут ни за что, и станет мне совсем одиноко. Все, решено – напишу письмо. Только как его отправить? Доберы злобствуют, а из наших вряд ли кого в обозримом будущем выпустят.
Кое-кто полагает, что у меня паранойя. Я всех своих соседей по палате задолбал – почти все время торчу возле окна. Наблюдаю. Странный я чувак – сбежать отсюда все равно невозможно. Да и некуда мне бежать. Но наблюдаю. Жду машину. Или вертолет. Или еще что покруче – ОНИ способны на все.
Вообще-то соседи правы – свет я им, конечно, заслоняю. Хотя какой тут, к чертям собачьим, свет?! Писателишка не ошибся – стекла грязные, мухами засиженные, и оттого кажется, что весь мир дерьмом облит. А когда кажется, значит, так оно и есть. Такой вот незрелый буддизм…
Пейзаж, между прочим, тоже невеселый. Решетки, чахлые деревья, грязно-красный кирпич. Ирку я, правда, ни разу не видел – тут писатель наврал. Впрочем, прощаю. Я же понимаю – художественный вымысел.