Я, естественно, говорю не о вздорной, злой и откровенно глупенькой статейке Н.Резановой. Отнюдь! Критикесса оказалась настолько недобросовестна, что опровергать ее - труд невеликий и малопочтенный, все равно, как ударить "Дауна". Сам Николай Даниилович прилюдно и пребольно посек сию даму. И поделом.
Иное дело - статья Переслегина. Я убежден, что Сергей - не столько даже критик, сколько блистательный литературовед-социокультуролог. Его анализ текста, как правило, полон и всеобъемлющ, а в силу этого - достаточно пространен. Обычно. Но не в данном случае.
Здесь Сергей краток. Ясно, что романом он не очарован. Но система доказательств тут много слабее, нежели в любой другой его работе. Подчас даже создается ощущение эдакой "арбитмановщинки": подмены довода и аргумента хлесткой фразой и удачным образом. Просматривается некоторая изначальная заданность позиции рецензента. Впрочем, Переслегин достаточно профессионален и честен, чтобы не дать субъективности возобладать. И в результате заметка его, вопреки обыкновению, коротка, почти бездоказательна и написана, как говорится, "без души".
Но задумаемся: если уж ПЕРЕСЛЕГИН не смог убедительно доказать, что книга нехороша, то нельзя не признать, что мы действительно имеем дело с Явлением в нашей литературе...
2. ПРОБЛЕМА "СТРАННИКА"
"Двести-А", в первую очередь - исчерпывающий монолог Славы Логинова, во многом закрыл эту тему. Да, безусловно, "карманная премия", учреждена конкретным спонсором в интересах конкретного лица при опоре на авторитет конкретного же кружка. И, разумеется, ни грана общего с "Небьюлой", ибо та присуждается ШИРОКИМ кругом профессионалов и отнюдь не на деньги щедрого, но и своенравного спонсора.
В общем-то, платящий деньги, вправе распоряжаться, да! Но ведь жюри "Странника", вполне сознавая ущербность "кулуарной премийки", немногим отличающейся от давних молодогвардейских и нынешних никитинских самонаграждений, попробовало освятить цацку ореолом "Сидоркона", неявно подписав к междусобойчику тех, для кого ЛЮБОВЬ К ФАНТАСТИКЕ стала уже и самой жизнью. Подобных вещей нормальный человек не прощает. Отсюда и шквал неприятия.
Но! Гораздо страшнее - другое!
Отстаивая "корпоративный", а точнее - клановый, престиж, на защиту сомнительной премии встали люди, упрекнуть которых в отсутствии ума или порядочности не поднимется язык ни у кого. Это отличные ребята, чистые, честные, талантливые. Но раздался сигнал: "Наших бьют!" - и вот они уже взлетают в седла, готовые рубить без пощады. А кого рубить? За дело ли? - вопросы излишни.
И невнятность цели добавляет гнильцы в средства.
К примеру, умный и ироничный Миша Успенский, пытаясь доказывать недоказуемое, поневоле и сам того не желая, прибегает к передергиваниям. И верно. Ведь недоказуемое, не передергивая, не докажешь.
ЦИТИРУЮ: "Как мы назовем автора, которого не интересует мнение читателей? - спрашивает Бережной. Да как угодно. Сократ, не написавший ни строчки. Рембо, забывший свои стихи. Кафка, завещавший сжечь все, им написанное..." ("Двести-А", с.41)
Там Михаилом помянуты еще Хлебников с наволочкой стихов и нынешние постмодернисты. Что до Хлебникова, так использование наволочки в качестве портфеля говорит разве что о специфике характера поэта, о равнодушии к благам, об отсутствии портфеля, наконец, но никак не о безразличии к мнению читателей. А нынешние постмодернисты... ну, знаете ли, пена сойдет, а читатель останется. И болт, тем паче анкерный, ему в хозяйстве пригодится значительно больше, нежели вся эта кратковременно-модная постмодернистская галиматья.
А вот насчет остального... Есть смысл подумать!
а). СОКРАТ. Да, не написал ни строчки. Во-первых, писателем он не был. Был философом, был педагогом-перипатетиком - из тех, кто обучал, неспешно прогуливаясь. Как правило, у таких есть ученики, запоминающие мысли наставника и уже после, по памяти, записывающие. Иисус из Назарета, собственно, тоже не написал ни строчки - ученики постарались. Ибо в данном случае слушатель идентичен читателю. А кто посмеет утверждать, что Сократу безразлично было мнение Ксенофонта и Платона? Что Назаретянину плевать было на мнение апостолов?..
б). РЕМБО. Да, забыл свои стихи. Но ведь забыл-то, уйдя с головой в коммерцию, забросив грехи молодости и даже стесняясь их. Зачем удачливому работорговцу (лоточнику, акционеру и пр.) помнить свои стишки, не принесшие ему ни су? Зрелому Рембо-негоцианту читатель, действительно, был на фиг не нужен, он плюнул на него, как и на собственную поэзию. Но готов ли кто-нибудь из потенциальных лауреатов "Странника" открыто признать: да, не интересно мне мнение читателей, поскольку я ушел в лоточную торговлю и до фени мне всяческая писанина, коей раньше баловался по глупости да по молодости?..
в). КАФКА. Да, завещал сжечь. Но! - именно потому, что усомнился перед смертью в их уровне и заподозрил, умирая (зря, конечно!), что читатель не поймет. Зачем же сравнивать эту гипертрофированную деликатность и уважение к читательскому мнению с самодовольной псевдоэлитарщиной, декларируемой А.Столяровым?.. Не думаю, что А.М. способен заявить: сожгите, друзья, мой двухтомник, ибо кажется мне, что все написанное мною - дерьмо. Нет-с, никак не способен...
Такова аргументация Успенского. Еще дальше идет Эдик Геворкян: "Никто ведь не мешал, - пишет он, - учредить еще пару, а то и десяток призов. Зачем же навязывать свое мнение писателям, решившим скромно поучаствовать на этом празднике жизни?" ("Двести-А", с.43).
Разумно. И страшно. Потому что не писатели "решили", а спонсор с премией нашелся. Для узенького, пусть и достойного кружка. Но ведь пьянка в одной отдельно взятой квартире не есть праздник всего человечества; в данном случае, не фэны НАВЯЗЫВАЮТ ПИСАТЕЛЯМ своем мнение, а как раз ГРУППА ПИСАТЕЛЕЙ НАВЯЗЫВАЕТ фэнам свое мнение, буквально заставляя их - не мытьем, так катаньем - а соучаствовать (хотя бы присутствием в зале) в процедуре. Естественно, люди протестуют. Ибо не хотят быть тупым стадом, имеющим право лишь на поддакивание и подблеивание непостижимо-высоким решениям мэтров.
Эх, "Странник", "Странник"... сколько же славных, милых, талантливых людей повязал ты по рукам и ногам, втравил в бестолковую драчку за честь деревянного, неумелым столяром сработанного бушлатика...
Но даже и это не все!
В защиту "Странника" выступают ТОЛЬКО члены жюри. И в череде их аргументов нет-нет да и мелькнет гаденькая мысль: бранят, ибо завидуют. И вот уже порядочнейший Лазарчук собирается не подавать Щеголеву руки за то, что посмел Щеголев свое суждение при себе не держать. И - апофеозом! - идет намек на то, что всему виной интриги и "обиды писателей, волею судьбы оказавшихся вне клуба "Странников"..."
Обиды писателей? Ну-ну.
Я, Лев Вершинин, торжественно заявляю: приятно получать премии. Самолюбие они, конечно, чешут. Но если уж получать, то так, как получил я "Еврокон-93", узнав об этом факте гораздо позже самого голосования. Не нужно, коллеги, ни интриговать, ни хвалить себя. Достаточно попросту писать. Умно, честно и ПОНЯТНО. Премии приложатся.
И, коль уж на то пошло, то есть нечто и превыше премий. Не был я никогда, слава Богу, ни "драбантом", ни "семинаристом", и не сиживал в жюри. Но когда мне, пацану с улицы, судьба подарила счастье знакомства с Аркадием Натанычем, я показал ему свои повести, и смел ли ждать, что они понравятся ему? Мог ли я надеяться, что он сам, без просьбы (да и разве решился бы я?) предложит написать предисловие? Не мог. А Он - предложил. И это было честью, превыше всяких премий.
И я, удостоенный этой чести, просто не могу - даже желая того - завидовать лауреатам "Странника", ни уже состоявшимся (о великая честь!), ни предполагаемым (о суровая неизбежность!). Хотя бы потому, что к заслугам, скажем, Рыбакова или Лукина данная статуя ровно ничего не добавит; заслуги эти и так известны. Как не подновит кусок бронзы поблекшую позолоту галунов престарелого вундеркинда, вечного "драбанта" при известной Персоне. И, вовсе уж кстати, так ли велика принципиальная разница между "драбантами" и солдатами иной Гвардии, допустим - Молодой и далеко не всегда - наполеоновской?..