Двигайся вглубь
Топ-топ, ящерицы шли. Бесконечная вереница тянулась по листам бумаги, начинаясь над столом, огибая всю комнату и возвращаясь к столу же. Не хватало последнего рисунка, чтобы замкнуть эту петлю, - Ева как раз над ним работала.
Постояв рядом с рисующей дочерью, Андрей Валентинович пошел на кухню, открыл холодильник. Чем завтра кормить Еву? Он переставил баночку йогурта с полки на полку, но сумма еды не изменилась. Йогурт на ужин - а что на завтрак? Сам он обойдется пивом, но девочке нужен завтрак.
Взять у бабы Вари молока? Но он и так должен соседке полторы тысячи, может не поверить в долг... опять. Нет, все, пора завязывать. Ради Евы.
Сунув обратно невесть как возникшую в руке бутылку водки, Андрей Валентинович закрыл холодильник и шагнул к компьютеру. Проходя мимо столика, погладил дочь по голове. Ева рисовала. Она всегда рисовала. Склонив русую головку, сосредоточенно покрывала лист силуэтами ящериц и потом заштриховывала. Только ящериц. Рисунки опоясывали комнату, ящерицы маршировали, топ-топ, с картинки на картинку бесконечным потоком, образуя спираль. Скрипит грифель по бумаге. Еще один лист... чем Ева займется тогда?
Пора меняться. Бросить самоедство, забыть о провале. Каждый ученый ошибается. Не каждый - так феерично, но дело прошлое. Вернуться к жизни, найти работу. Осенью Еве в школу, нужны деньги: форма, канцелярия, учебники, что еще? Взять себя в руки, прекратить пить... Андрей Валентинович подвигал мышкой, чтобы оживить компьютер, и машинально сделал глоток. Тут же закашлялся, забрызгивая пивом стол, хорошо, на клавиатуру не попал. Когда бутылка успела перекочевать в руку? Он же поставил ее обратно в холодильник, еще помнит, как звякнула, вставая на дверь...
Он должен найти себя. Что он вообще тут делает? Пьет да затачивает Евины карандаши. Два года сидеть в этом садовом несчастье, зализывая нанесенные миром раны... пора выйти из раковины. Перестать быть загнанным зверем, неудачником, маниловым, найти нормальную работу, опять брать курсовые, да даже дипломы, с его-то уровнем не проблема ни разу. В той каше, в которую он превратился, должен быть человек, и надо его отыскать, нормальное социальное существо, способное позаботиться о единственной дочери.
...вернуться с дачи в город. Андрей Валентинович покосился на рисующую девочку. Ева целый день сидела за журнальным столиком у стены и покрывала бумагу ящерицами, топ-топ. В стаканчике перед ней ждали своей очереди простые карандаши. С утра Андрей Валентинович натачивал все карандаши в стакане, затем днем проверял и дотачивал, чтобы Ева не прерывалась.
Хотя какая школа? Ева аутист. Таких вообще берут в школу? Или есть специальные классы?
Ева - все, что у него осталось, и он должен думать только о ней. Прямо сейчас он найдет новые заказы и начнет зарабатывать...
***
Яркий луч света порвал сумрак и пыхнул по стене, тут же съехал на пол, мигнув, исчез. Перед домом остановился автомобиль - цвета мокрого асфальта, металлик, с тонированными стеклами. Из машины вышел человек в черном пальто и направился по заросшей дорожке к крыльцу. Одновременно зазвонил телефон на стеллаже.
Топ-топ. Отключенный два месяца назад телефон. Дзынь-дзынь. Шуршат хвосты. Скрипит грифель по бумаге.
Андрей Валентинович машинально взял трубку.
- Мы вам писали, Андрей Валентинович, но не получили ответа. Мы хотели бы взять у вас интервью и обсудить вашу теорию. Вы не против?
Странный акцент... Они бы еще завтра позвонили! Было ясно, что незнакомец из автомобиля - тот самый журналист. Что у него с походкой? Как будто скользит над землей.
А что, интервью - это выход. О Самовом вспомнили - ну так надо воспользоваться. Толика публичности ему сейчас только поможет. Напомнить о себе, создать новую личность - сильную, уверенную... набить цену, тогда можно будет больше брать за курсовые.
Журналист постучал - сильно, уверенно. Так не разрешения спрашивают, а утверждают право войти. Ну уж нет! Андрей Валентинович дернулся, чтобы запереть дверь, но вспомнил, что запирал ее с вечера и сегодня не выходил еще.
Дверь беззвучно отворилась.
***
Журналист выглядел обыкновенно и даже напоминал агента Малдера обаятельной улыбкой. Фары автомобиля подсвечивали его силуэт в наступающих сумерках.
- Самовой Андрей Валентинович?
- Это я.
- Можно войти?
Андрей Валентинович передернул плечом.
- Спасибо. Мы не отнимем у вас много времени.
Он прошел в комнату. Откинув полы пальто, сел сбоку парты с компьютером на шаткий стул, снял автомобильные перчатки и принялся рассеянно постукивать ими по ладони. Серые клочья пыли копились по углам и полкам, цветы на подоконнике давно высохли, из горшков торчали обломанные стебли. Закрыв дверь, Андрей Валентинович отпихнул подкатившийся к ногам комок и спросил не то, что собирался: