— Чтобы они потом зажгли всё остальное. — мрачно сказала Томоё. — Куросаки-сан, я не понаслышке знакома с криминальной обстановкой в городе и могу вас уверить: даже мирное массовое выступление рискует перейти в массовое же побоище.
Парень лишь пожал плечами — мол, сделал всё что мог. Томоё взглянула на меня.
— Фуджибаяши-сан, ваши предложения?
— То же самое, но тоньше. — ответила я. — Выступать на трибуне перед всем городом очень здорово, но мы власть лишь в стенах этой школы. Вне её — глупые школьники, которые ничего не понимают, потому что подростки. Максимум — нас вежливо выслушают и покажут по телевизору, а толку-то. Поэтому надо не самим размахивать флагами, а идти ко всяким организациям. Природоохранные, культурные, всякие активисты, просто уважаемые люди. Пообтираться, пообщаться, приглядеться, кого и за что дернуть, чтобы бучу подняли они сами, а мы что — мы ничего.
— И тогда если сакура будет спасена, то никто не узнает, что это благодаря нашему президенту. — подал голос Куросаки.
— Насколько я знаю президента, ей плевать. Сакура спасена — а если благодарность за это получит пафосный жирдяй из администрации, то и пускай. Не так ли, Томоё?
Та молчала — и думала. Мы оба не осмеливались больше говорить, пока через пару минут она не посмотрела на нас.
— Фуджибаяши-сан, ваш вариант намного сложнее в реализации, но и шансов на успех предполагает больше. Я планировала нечто подобное, но с деталями было плохо. Сможете расписать примерный план, к кому и как идти, если учесть, что людей вам предоставлю?
— Вряд ли. — предоставит, это откуда же, интересно? — Лично я не настолько хорошо знаю город. Куросаки-сан?
— Аналогично. — кивнул он.
— Ясно. — вздохнула Томоё. — Тогда я возьму это дело на себя. Спасибо огромное за помощь, теперь можете быть свободны.
Ох, не нравится мне это. Томоё знает кучу людей в городе и может заставить их работать на себя? Нет, она необыкновенная, не спорю, но не настолько же. И тем не менее она вышла с полной уверенностью во взгляде.
— Фуджибаяши-сан. — неожиданно спросил меня Куросаки. — Вы не думаете, что Сакагами-сан занимается не тем, чем следовало бы?
— Поясни.
— Я не спорю, что сохранение сакуры очень важное дело, особенно для самой Сакагами-сан. Однако это не дело школьного совета. Мы должны разбираться с проблемами школы и учеников, а не выходить на городской уровень. Даже если мы добьёмся успеха, то не сможем выделить силы на более важные и актуальные задачи. К примеру, состояние шкафчиков для обуви оставляет желать лучшего, некоторые уже с трудом закрываются, однако Сакагами-сан ни разу об этом не говорила, и…
— Так. — я выставила ладонь, прерывая его. — Куросаки-сан, вы отлично проявили себя во время кампании, были хорошим соперником и Томоё именно поэтому привлекла вас к работе в совете, ибо решила, что ваш ум и желание лучшего помогут нам. Однако сейчас вы несёте абсолютную чепуху.
— Потрудитесь объясниться. — его голос похолодел.
— Во-первых, мы же сказали — прямо вмешиваться не будем, лишь потолкуем с нужными людьми частично через третьи руки. При удаче никто вообще не узнает, что это дело рук студсовета. Во-вторых, если президент студсовета лично бегает и разбирается с каждым прохудившимся шкафчиком, то это значит, что её заместители и помощники говно, которое нужно закапывать на грядках, ибо такие мелочи их задача и цель. В-третьих, сакура находится на пришкольной территории и радует учеников своим видом, а значит, её сохранение относится к делам студсовета — при условии, что этот студсовет стремится работать, а не валять дурака и отказываться от дела при первом признаке того, что оно будет сложным.
Парень мрачнел с каждым моим словом, но отвечать не решился, хотя и явно остался при своём мнении.
— Думайте что хотите, Куросаки-сан. — я открыла дверь. — Но главная здесь Томоё, и потому извольте исполнять её поручения.
Не знаю, как он отреагировал — закрыла дверь и помчалась в столовую, кушать хочется. Парню наверняка невесело — он выступал весь ухоженный и с иголочки, зачитывал пункты и складно говорил, а его обошла девушка с прикрытой майкой большой грудью — но это ещё не повод выёживаться. Интересно, он не может найти какую-нибудь лазейку и скинуть Томоё с её поста? Надо бы изучить правила.
Но это потом. Сейчас поесть и бежать искать Томою. Наверняка где-то кушает моё бенто, сделанное с любовью, и нахваливает.
Пусть только попробует не хвалить.
В каком-то странном месте он его ел — когда не нашла Томою на заднем дворе и побежала проверять архив, то увидела его спускающимся сверху.
— Томоя? — махнула я ему. — Ты где был?
— Э? — он отчего-то смешался. — Да в библиотеке.
— Чего? Ты что там забыл?
— Книги. — с небольшим сарказмом ответил он. — Фурукаве-сан хочется читать чужие пьесы, а я ношу, потому что тебя фиг найдёшь.
— Ну ладно, потренируешься, будешь потом не книги таскать, а меня. — мы прислонились к подоконнику. — Как бенто, поел?
— На ужин оставил.
— А чего так?
— Да это… — он почему-то вновь замялся. — Кё, у тебя когда-нибудь было, что ты отчаянно хочешь что-то вспомнить, но никак не можешь?
— М? Да так-то нет, если я это забыла, значит, и не нужно было. А что?
— Да так, ничего… — Томоя, ты сегодня странный. — Как дела в студсовете?
— Долбят во все щели, но пока справляюсь. А работа как?
— Да то же самое. Учу, учу, голова уже отваливается. Надоело даже, хочу обратно жизнь лентяя.
— Э, не вздумай! — всполошилась я, но сразу же поняла по его глазам, что меня дурят, и расслабилась. Как бы Томоя не жаловался и не задавал странные вопросы, он в хорошем настроении, и это повод для меня осторожно спросить:
— Томоя, прости, что спрашиваю такое, можешь даже меня полапать за это — но не хочешь ли ты помириться с отцом?
— Нет. — ответил он, даже не дослушав.
— Выслушай, пожалуйста. — я умоляюще сложила руки. — Томоя, ты не сможешь жить в архиве всё это время. Там классно, не спорю, но это не дом, лишь подобие. И раз тебе нельзя ко мне и не хочешь к Ёхею, то придётся возвращаться к себе. И если ты по-прежнему в ссоре с отцом, то, может, помиритесь? Я знаю, что он с тобой сделал, но это было давно, и… м… ты ведь спокойно живёшь и так, потому…
— Кё. — прервал меня Томоя. — Я прекрасно знаю, что ты желаешь лучшего, но не желаю с ним мириться.
— Томоя…
— Слушай, ты попросту не понимаешь. Если бы он меня только покалечил, а потом раскаялся — можно было бы простить. Но он… он ведёт себя так, будто всё в порядке. Будто его сын не лишился всех своих надежд из-за его пьянства, с которым он так и не распрощался. Если бы я ему был так дорог, он бы давно бросил пить. А он так… оставляет немного денег раз в неделю и периодически лебезит, а потом засыпает в обнимку с бутылкой. — Томоя сжал кулаки, и я осторожно прикоснулась к его напряжённой руке. — Он может показаться милым, переживающим, даже любящим, но я для него никто. Ему неинтересно, что со мной происходит, ему неинтересно, где я шлялся по ночам, ему неинтересно, что я нашёл работу, что у меня появилась девушка. — Томоя начал говорить всё быстрее. — Я ушёл из дома, и он ни разу не попытался меня найти и навестить, лишь радуется, что дом в полном его распоряжении, разве что поплакался Каппею, что якобы скучает. И ты, Кё, на полном серьёзе предлагаешь мне возвращаться к нему, да ещё мириться и извиняться?
— Томоя, я…
— Прости, звонок скоро, мне пора. Увидимся. — он практически вырвал руку из моего захвата и зашагал вниз. Обиделся? Прости, Томоя, я не хотела!
Но он уже ушёл, и мне только и осталось, что вздыхать. Ладно, пойдём после школы к перекрёстку, где его подбирают — извинюсь.