— Я обязательно приду. — с серьёзным лицом пообещал он. — И Рё…
— Да?
— Прости за всё то, что я тебе сделал. Прости, что полюбил другую, и решил, что мне с ней лучше. И прости за то, что не сумел нормально с тобой расстаться и… ты стала такой.
— Вот как? — сказала я после недолгого молчания. — И это тебя мучает, не так ли, Томоя? То, что я из милой и на всё готовой девочки превратилась в… а во что я превратилась, а, Томоя? Во что-то не милое? Не доброе? Не послушное? Не готовое всегда встречать улыбкой, даже когда на душе пасмурнее некуда?
— Рё…
— Ты хоть вообще понимаешь, Томоя, насколько мне с тобой было хорошо? Я могла допустить ошибку, чего-то не понять, затупить или провалиться по всем фронтам, но ты не отталкивал меня, не морщился от брезгливости и не издевался по любому поводу. Даже с сестрой не могла так расслабиться и быть собой. Каждый раз, когда я преодолевала своё стеснение, я делала это благодаря тому, что знала — ты одобришь, ты порадуешься, ты не будешь против. Ты даже не представляешь, Томоя, как я была счастлива, как мне казалось, что теперь могу всё и ничто не помеха, пока ты рядом. — Я в ярости сжала кулаки и едва не выплёвывала ему в лицо слова. — А потом всё это закончилось, просто взяло и закончилось, в один момент, да ещё и с такой издевкой — и крутить начал с моей сестрой, и замену себе нашёл, и объявил совершенно внезапно, и сразу же из дома смылся, не позволив даже поговорить нормально.
— Меня выгнали… — начал он.
— Я ПРОСТО ВЗЯЛА И ЛИШИЛАСЬ ВСЕГО! — заорала я. — В один момент! И даже не успела понять, почему! Несколько дней лежала, думала, что это было сном, искала тебя по всему дому, чуть не бредила! А когда пыталась подойти к тебе, то просто взял и оттолкнул! А сейчас всё, что можешь, это извиниться?!
— Да, Рё. Я должен был и бросить тебя, и не показываться на глаза, пока не успокоишься. — теперь Томоя стал говорить, так тихо, что я вынуждена была замолчать. — Я любил Кё ещё на втором году, но думал, что это было мимолётно и глупо. А когда понял, что она любит меня, то обнаружил, что чувства никуда не делись и лишь стали сильнее. Я… не хотел тебя бросать, но в итоге просто всё больше смотрел на Кё и однажды встретил её на улице, под дождём, мы поговорили, я узнал, почему она любит меня, и понял, почему люблю её. И тогда же мы приняли решение, что бросаю тебя, сразу же вырываю больной зуб.
— Так я для тебя была лишь больным зубом?!
— Нет, Рё, ты была лучшим, что произошло в моей жизни. И поэтому я решился сделать это сразу, причинить тебе минимум страданий, чем ещё продолжать оставаться с тобой, искать пути разрыва, вести себя так, чтобы ты сама захотела порвать, мучать тебя, себя, Кё…
— Но я всё равно страдала, Томоя, и ты никак мне не помог.
— Тебе Кё пыталась помочь. Она любит тебя, Рё, даже после всего этого любит, и ей очень больно, что вы больше не общаетесь.
— Не делай из меня виноватую, Томоя. Разве я сделала хоть что-то плохое?
— Ничего. Это я виноват.
— Разумеется, ты виноват. И, Томоя, раз уж ты поёшь тут о том, что любишь сестру — чем она лучше меня?
— Ничем. Я просто люблю её. Наверное, ты точно так же не можешь сказать, почему влюбилась в меня?
Уел, сволочь. Частью души понимаю его — он просто взял и влюбился. Но прощать из-за этого не намерена.
— И что ты мне сейчас предлагаешь? Бежать мириться с сестрой и вновь вести себя как раньше? Забыть всё то, что было между нами?
— Ты должна сделать то, что лучше для тебя, Рё. — прошептал он. — Только, пожалуйста, прости меня.
— Простить? — теперь уже я шагнула назад. — Нет, Томоя, я никогда тебя не прощу. Потому что если прощу, то это будет означать, что время, проведённое вместе, не имеет значения, а твоё предательство можно забыть. А ты должен навсегда это запомнить, запомнить то, как разрушил мой мир и моё сердце, и никогда не получил за это прощения. Даже если это делает меня плохой, я всё равно не прощу тебя. Даже если ты попытался сделать как лучше для всех, я всё равно не прощу тебя. Даже если ты всё понимаешь и ужасно страдаешь, я всё равно не прощу тебя.
Томоя ничего не ответил, лишь опустил голову. Пусть, даже если он прочувствует малую часть моих страданий, то уже будет хорошо.
— Спаси Каппея, Томоя. — я наконец отвернулась от него. — Сделай всё, что должен, но спаси его. Если он умрёт, то у меня не останется вообще никого. И если ты так хочешь помочь мне, то из кожи вон вывернись, забей на сестру и прочих девушек, но спаси его.
— Я именно это и сделаю. — пообещал он, и я, не отвечая и не прощаясь, пошла прочь от общежития и от парня, любовь к которому угасла уже точно навсегда.
Только бы не зареветь по дороге.
Не заревела, но домой пришла в подавленном состоянии, когда хочется только лечь и наконец заснуть. Ну и ещё в ванную сходить, да.
Сестра уже была там и мылась. Как всегда, я залезла, стараясь не смотреть на неё, и повернулась спиной, отдавая молчаливый приказ мыть. Хоть и ненавижу её, но поэтому и приятно, когда она молча и беспрекословно трёт меня, смывая усталость посеревших дней — что и начала делать сразу же.
Только сейчас не молча.
— Рё, я могу чем-нибудь помочь Каппею? — спросила она. Я промолчала, ибо чем она тут поможет. Придёт к нему уговаривать, так он скорее ещё больше умереть захочет. Вылечить не вылечит, даже она со всеми своими достижениями тут бессильна. Наверняка сама это понимает и спрашивает исключительно из вежливости, стерва.
— Я не могу его вылечить. — сестра словно угадала мои мысли. — Но если, скажем, ему нужно принести еды, или манги, или лекарств, или вообще хоть что-то, то ты всегда можешь рассчитывать на меня.
Хм, а это идея. Особенно если она на деньги себя и Томои всё это купит. Каппею только в радость будет, он хотя бы сможет полакомиться и начитаться как следует перед… перед…
— Рё, ну скажи что-нибудь! — недовольно пробурчала сестра.
— Я согласна, накупи ему кучу еды и привези. Адрес знаешь.
— А… — она немного смешалась. — Рё, ну может, ещё чем-нибудь…
— Да. Сделай милость, заткнись и продолжай мыть.
— Так, хватит! — она бросила мочалку в воду. — Повернись и давай поговорим начистоту!
Ох, ну вот. У меня сегодня уже был изматывающий разговор, зачем мне второй. Тем не менее, повернулась и уставилась на разгневанную сестру.
— Ну и что мне сказать, Кё? «Ой, извини, что не позволила забрать любимого человека» — это ты хочешь услышать?
— Не начинай ту же самую пластинку, Рё. — ответила сестра, недовольно морщась. — Может, хватит уже страдать и дуться в одиночестве?
— Ой да, тебе ведь так обидно, что не все вокруг нацепляют улыбку и радуются, когда ты волосами машешь, так ведь?
— Да при чём тут волосы! Рё, мы все хотим тебя поддержать, и папа, и мама, и я, даже Ботан! — сестра ткнула в кабанчика, который развлекался, катаясь по начищенному полу ванной. — Выговорись нам, наори на нас, обвини нас во всех бедах, что угодно сделай, но прекрати держать всё в себе и быть такой мрачной! Это же может остаться навсегда, Рё, подумай, каково это будет, жить так всю жизнь!
— Выговориться? Чтобы мне сказали, что я сама виновата и должна потерпеть? И вновь улыбаться, потому что старшая сестра, видите ли, беспокоится, надо будет ей в утешение ещё один мопед купить, а младшей, чтобы не было неудобно, её старое платье отдать?
— Рё, я…
— Да плевать мне, что ты. Вы все под утешением понимаете лишь одно — читать мантру о том, как Рё должна забыть, успокоиться и двигаться дальше. А хоть кто-нибудь из вас подумал, что я просто не могу это сделать? Что я не могу оставаться весёлой, когда парень бросил меня ради другой? Что я не могу улыбаться, когда другой парень лежит в больнице и, скорее всего, умрёт? Что каждый раз, когда мне кажется, что наступила светлая полоса, она внезапно темнеет, так что уже начинаю бояться радоваться хоть чему-то? Можешь с этим что-нибудь сделать, а? Можешь помочь без нотации «ты должна терпеть и быть сильной»? Можешь задвинуть в угол все свои требования, желания, страдания и недовольство ради того, чтобы исправить мою жизнь, жизнь человека, в любви и поддержке которого ты так расписываешься? Нет, сестрица, ничего ты не можешь, только мести языком и возмущаться, так что хватит мне надоедать.