— Зачем мне твой ботинок! — раздраженно ответило существо, закатив глаза. — Спуститься помоги!
Высота перемычки была около трех метров. Но, если свеситься на руках над контейнерами, которые давали ступеньку в метр с лишним от поверхности, то до контейнерной крышки оставалось каких-то полметра. Спрыгнуть можно легко. О чем Кирилл и сообщил.
— Ты дурак? — обиженно спросило существо. — Я боюсь!
Кирилл оглянулся на улицу. Было уже темно и пусто. Люди разошлись по домам, ждут счетчика. Что же здесь делает он?
— Совсем страшно?
— Ну!
Кирилл, вздохнув, полез на контейнер.
— Тебе точно сюда надо? — спросил он, становясь боком к бетонной стене.
— Да. Ты только рукам волю не давай, — предупредило существо.
— А как?
— Обезьянок видел? Вот так и я. Готов?
Кирилл напружинил ноги.
— Готов.
Существо принялось переваливаться.
— Ты не понимаешь, — пропыхтело оно. — Это же движ.
Голая пятка стукнула Кирилла по уху и утвердилась на плече.
— Это который счастье? Это движ?
— Это даже больше счастья. Это — смысл.
Кирилла накрыло шубой и густым парфюмерным запахом, словно шуба по какой-то прихоти была обрызгана духами.
— Ф-фу! — сказал он.
— Это не фу, это «Жерветт», — сказало существо, спускаясь по добровольному помощнику как по дереву. — Ай! Держи меня!
Тонкие пальцы схватились за рукав куртки. Кириллу досталось второй голой ногой по шее. Вздернувшись, он поймал существо за талию.
Мелькнула зелень волос.
— Все, отпускай.
Светящиеся голубые брови сложились в сердитые перекладинки. Кирилл разжал пальцы с жарким знанием, что под шубой, кажется, совсем нет одежды. Прихватив потерянный ботинок, существо спрыгнуло на асфальт и превратилось в обычную, пусть и странно наряженную девушку. Свет близкого фонаря пригасил вызывающий макияж.
Кирилл оседлал контейнер, наблюдая, как девушка возится со шнурками. Словно почувствовав его взгляд, она подняла голову.
— У вас здесь кафе какое-нибудь есть?
— Зачем? — спросил Кирилл.
— Как зачем? — всплеснула руками девушка. — Я есть хочу! Обычное же желание! Пока лазила здесь, перелазила…
— Я не знаю, — сказал Кирилл.
— Ну, здорово! — девушка подступила к нему вплотную, без стеснения заглядывая в глаза. — Это весь ваш движ? А где свет? Где радость?
Кирилл сполз с контейнера.
— Мне домой пора.
— У тебя что, семья, дети? — деловито поинтересовалась девушка, подтянув юбку.
Полы шубы во время этого движения разошлись, и взгляду Кирилла предстал татуированный живот и разноцветные бусинки, собравшиеся вокруг пупка.
— Нет.
— Тогда вообще не понимаю! То есть, индивидуальный вынос мозга! Чем вы здесь занимаетесь?
— Работаем. — Кирилл подумал. — Спим.
— И все?
Произнесено это было с таким чувством, что Кириллу стало неловко за неожиданно куцый список занятий.
— Едим, — добавил он.
— О!
— Извини, я пойду.
Кирилл вернулся на тротуар. Девушка, шумно выдохнув, двинулась за ним следом. В тишине недовольно забрякали бубенцы.
— Насчет еды, — сказала она, забежав чуть вперед. — Было бы хорошо, чтобы ты меня покормил.
— Серьезно?
— Я голодная обратно не перелезу, — уверенно сказала девушка. — А если я не перелезу, я останусь с тобой и буду портить тебе жизнь.
— Не надо, — сказал, зевнув, Кирилл.
— Вот! Видишь! Я тоже этого не хочу! Это ни фига не движ. У вас тут…
Незнакомка заоглядывалась. Улица уже раздвинулась, фонари потускнели, серые дорожки со световыми маркерами повели к застывшим на возвышении темным глыбам плотных, окольцованных балконными галереями домов. Крайний справа дом был Кириллов.
— У вас тут просто страшно! — воскликнула девушка. В темноте брови ее сложились голубыми страдальческими дугами. — Жуть и беспросвет! Тут же глаз можно выколоть! Знаешь, если бы мне сказали с самого начала, что здесь такое, я бы к вам — ни ногой, ни ботинком! Послала бы Светку куда подальше…
— У меня дома есть желе, — сказал Кирилл, сворачивая.
Он засыпал на ходу.
— Я не люблю желе! — заявила незнакомка, тем не менее держась сбоку. — Скажи, что у тебя есть хлоджи, тюф-яф или хотя бы мясной кераль!
— Только желе.
— Я даже не знаю, что это такое!
— Это…
Кирилл понял, что вряд ли не сможет объяснить желе любительнице тюф-яфа (ему бы тоже хотелось знать, что это такое), и просто махнул рукой.
— Не важно. Вон, — он указал на дом пальцем. — Я там живу.
— Слушай, — сказала, останавливаясь, девушка. — Я уже передумала. Все-все-все! Это гнилой движ, мне он не нравится. Это отстойный район, мало света, ни тебе кафе, ни рест-плейсов и, вообще, идея была бэдовая.
Кирилл пожал плечами.
— Я хочу обратно!
Девушка притопнула каблуком. Дзонг! — сказали бубенцы на ботинке.
— Иди, — сказал Кирилл.
До подсвеченной арки подъезда ему оставалось пройти около двадцати метров. Вроде немного, но с ощущением, будто на лодыжках замкнуты кандалы с гирями, сегодняшний поход до двери грозил растянуться на несколько минут. Зря он остановился. Зря помог этой, в шубе. Откуда она вообще? Странная какая-то. В затылке словно со скрипом возвелась пружина счетчика, и Кирилл почувствовал ее едва заметную, упругую дрожь.
Отсчет вот-вот.
Ничего плохого, конечно, не случится, если торможение застанет тебя на улице, также, форматируясь, просидишь какое-то время неподвижно, также вспыхнет свет и тебя обнимут в нем, но все это прозвучит глуше, словно в помехах. Словно тот, кто обнимает тебя, не слишком четко тебя находит.
— Эй!
Кирилл с трудом обернулся на крик. Из темноты на него глядели голубые брови и красный, сомкнутый рот. В другой момент это было бы забавно. Линия голубая, линия красная. Не человек, а две линии.
— Квартира семьдесят, — выдохнул Кирилл.
И, качнувшись, упал набок.
— Эй, ты че? Ты — дурак? — вскрикнула девушка.
В голосе ее зазвенел испуг. Кирилл уже почти ничего не соображал, только чувствовал, как незнакомка растерянно кружит вокруг, а в поле сужающегося зрения то и дело попадали то один, то другой ее ботинок.
— Эй!
— Семь… ква… — удалось произнести Кириллу.
Он вытянул руку к дому, но тут счетчик наконец сработал, и мир пропал. Все. Ток. Ток. Ток. Из какой-то невообразимой дали до Кирилла доносились звуки, странная девушка в шубе, кажется, пыталась его поднять, но все это было настолько незначительным и блеклым, что, по всей видимости, происходило с кем-то другим.
Ток-ток.
Отсчет шел, и было темно. Наверное, если бы Кирилла попросили оценить, что он чувствует, он сказал бы: «Ничто». «Нигде». «Никак».
Если бы мог говорить.
Потом свет склонился над ним и посмотрел добрыми глазами. Мы — молодцы. Мы все молодцы. И ты — молодец. Большой молодец. Мы делаем одно большое дело. В этом деле все мы — молодцы. Ты хорошо поработал.
Это было так приятно, что Кирилл очнулся, улыбаясь. Он выдохнул, шевельнулся и, открыв глаза, увидел над собой размазанные голубые и красные пятна.
— Ты живой!
Пятна надвинулись, и незнакомка повисла у него на шее, не давая подняться. В результате они вместе упали обратно на асфальт, и шуба с душным запахом погребла их под собой. Кирилл обнаружил, что его, кажется, целуют.
— А я думала, что ты все, — громко зашептала девушка, теребя его куртку. — Хлоп, и мертвый. В ноль. Напугал меня до безумия, понял? У меня тинкер не работает, темно, звать некого, где мы — без понятия. Ты еще языком цокаешь…
— Цокаю? — переспросил Кирилл.
— Так: цок, цок… Будто остываешь.
Кирилл улыбнулся.
— Это счетчик.