Но мне казалось, что многие геи считают, что они должны что-то доказывать остальному обществу, и это провоцирует такую реакцию. Они хотят превзойти себя и сказать: «Посмотрите, я могу быть таким, какой я есть, и это естественно».
«Ну, гомосексуальность — НЕ ЕСТЕСТВЕННА, потому что у природы одно только желание — сохранить себя. Гомосексуальность — это не плохо и не хорошо. Все что я могу сказать: «Не беспокойся, хуже уже не будет»».
То, что вы говорите, возможно вызвано вашим эдвардианским воспитанием. Вы писали о недостатке любви и физического контакта. Вы хотите быть любимым?
«О да… Но потому что я никогда не превозносил то, о чем я думал, и не говорил о моем желании любви, я все-таки понял, что на самом деле я жаждал восхищения».
Энди Уорхол был таким же. Казалось, он существует ради восхищения и славы, чтобы получить компенсацию за свои отказы в жизни. Вы были с ним знакомы?
«Ну, если вы приходили на вечеринку и оказывались в углу комнаты, там непременно стоял мужчина средних лет возраста слегка болезненного вида и не произносящий ни слова, это был мистер Уорхол. Однажды я попытался заставить его сказать что-нибудь, но он продолжал молчать. На одной вечеринке я подошел и сказал: «Вы послали за мной, и я вот здесь». А он ответил: «Мы должны сфотографироваться вместе». Он это говорил абсолютно всем. Он был профессиональной знаменитостью, как мы уже ранее говорили».
Он оставался католиком, в то время как вы всегда производили на меня впечатление человека высоконравственного, или, по крайней мере, человека, который сам устанавливает для себя нравственные правила. Что вы думаете о религии? Христианство в наши дни, кажется, стало очень популярно.
«Однажды во время выступления я сказал, что разница между религией и философией в том, что религия предлагает тебе сладкую сказочку. А один человек из публики сказал, что в иудаизме этого нет, и это правда. Бог евреев ничего тебе не обещает. Ты не будешь вознагражден, ты просто будешь праведен. Не существует еврейского рая. И, как Чарлтон Хестон, вы можете сказать: «Так-то вот»».
Здесь поднимается ужасный шум по поводу богохульства. У американцев отказывает чувство юмора, когда речь заходит об Иисусе. Что вы о нем думаете?
«Религия Иисуса всегда была примиренческой. Даже когда два человека умирали у него на глазах, он сказал «вы будете со мной в раю». А что еще он мог сказать? Он умер очень быстро, должно быть у него было слабое здоровье. Он умер за три часа. Кирк Дуглас умирал три дня!».
Несмотря на сильно запоздалое признание и счастье, обретенное в новом доме, вокруг Квентина Криспа витает дух печали. Жестокие нападки Лондона приучили его оставаться в стороне, быть наблюдателем. Хранить молчание и, несмотря на доступность, отчужденность. Его позиция — не судить других, считает он, и даже не говорить с ними, пока они не заговорят с тобой первыми. Восьмидесятилетний наблюдатель, истинный аутсайдер, он получил великолепное писательское образование — но также он многим пожертвовал.
Он одинок, загнанный в угол Уловки-22 подлинно женственного гомосексуала. Была мечта от любви прекрасного, гетеросексуального мужчины, настоящего мачо — и понимание, что такой мужчина не сможет полюбить гомосексуала так, как он может любить женщину. А гомосексуалом этот совершенный мужчина, идеал Квентина, быть не может, просто потому, что он сам тоже гомосексуал. Разумеется, большинство геев счастливы со своими гей-партнерами, но Квентин, запертый в своей мальчишеской мечте, не может стать по-настоящему счастливым. И в этом мире уже никогда не будет. Квентин завязал с сексом шесть лет назад, но когда я спросил его, о чем он мечтает по ночам, он сказал, что мечта у него все та же…
Легендарный «темп» Нью-Йорка, который, как мне кажется, порожден вынужденным столкновением искусства, СМИ, большого бизнеса и угрозой преступности, на деле, просто иллюзия, созданная отнюдь не гламурным движением между гигантскими зданиями. Поскольку весь Манхэттен обходится всего лишь двенадцатью главными авеню, в которые вливаются практически все боковые улицы, почти все забито машинами, и тебя оглушает шум и движение, но оказавшись внутри, в один прекрасный момент ты обнаруживаешь, что Нью-Йорк ничем не отличается от любого другого большого города западного мира.
Лучшее, что есть в Нью-Йорке — это люди, подчас они чересчур громогласны, но, как сказал Крисп, почти всегда милы и, в отличие от прочих обитателей Америки, живут и не мешают жить другим. Их репутация людей примитивных и бескультурных — нонсенс, как и любая обобщающая критика. Хотя, возможно, люди относятся ко мне лучше, чем к своему соседу, потому что я — гость, но дело в том, что если бы я, к несчастью, был иностранным гостем в Лондоне, меня бы мигом обобрали и при этом относились бы ко мне так же плохо, как и ко всем остальным. А еще здесь прекрасная еда, одна из лучших в мире.
Я не питаю пристрастия к дрянной французской кухне, с которой столкнулся во время двух бестолковых визитов в этот дерьмовый, снобистский, переоцененный город Париж, где повара невероятно заносчивы, они сервируют микроскопические порции, а еще эти их вонючие, несъедобные сыры, и идиотские, размером с наперсток, чашки маслянистого горького кофе по пять фунтов за глоток, и стремление утопить всю еду в соусе так, чтобы это походило на верхний этаж автобуса в субботу вечером. Город, в котором «стиль» подменяет содержание. Высокая кухня, по большей части, похожа на современное высокое искусство — столь же переоцененная, ненасыщающая и не соответствующего качества. Нью-Йоркская кухня разнообразна, как цвета кожи его обитателей, в ней смесь всего лучшего. Текс-мекс, китайская, итальянская, японская, индийская, все на чистых подносах, 24 часа в сутки, тебя обслуживают люди, которые (в отличие от их британских коллег) не считают, что работать официантом — унизительно.
Хотя американцы все еще продолжают открывать простые удовольствия, вроде шоколадных бисквитов, и здесь невозможно найти «Эйч-Пи соус», по крайней мере, порции здесь гораздо больше. Если взять три здешних сэндвича и соорудить из них арку, получится монумент не менее впечатляющий, чем Стоунхендж. Если вы заказываете полпорции салата, вам преподносят нечто, весьма напоминающее двадцать акров южно-американских джунглей. В Нью-Йорке все примерно на десять-двадцать процентов дешевле, чем в Лондоне, за исключением выпивки. Британия обрати внимание. Здесь есть все, если у тебя есть деньги в кармане.
О деньгах здесь задумываешься часто. После прогулки по Центральному парку можно подойти к отелю «Плаза» — месту, нередко посещаемому богатейшими Британскими Рок-Звездами. Отель стал знаменит среди подрастающего поколения благодаря «Led Zeppelin», Дэвиду Боуи и, позднее, Ричарду Прайору и Полу Хогану, снимавшими его в «Миллионах Брустера» и «Крокодиле Данди» соответственно. Вы понимаете. Сейчас, где-то там, на верхнем этаже, Элтон Джон снимает номер, обходящийся ему в 10 000 долларов за ночь, говорят, он собирается жить там целый месяц. Я не порицаю людей, тратящих свои деньги. Они, по крайней мере, отдают их другим людям, а не копят на счету в швейцарском банке. Но я ничего не могу с собой поделать, я не понимаю, чем же комната за 10 000 долларов принципиально отличается от комнаты, скажем, за 500 долларов. Не так уж много времени, помимо сна, ты в ней проводишь. А еда, которая стоит 500 долларов, намного лучше той, что стоит 50 долларов? Нет. Это галстучный синдром. Ты можешь выбрать отличный галстук за несколько фунтов, если знаешь, где искать, но некоторые люди стремятся носить галстуки, обошедшиеся им в 100 долларов, хотя они ничем не отличаются от тех, что стоят пару фунтов, в надежде, что это придаст им «класс».
Стандартный Вид мужчины в городе, будь это Нью-Йорк или Лондон, двубортный костюм, подчеркнутый ярким галстуком, который выглядит так, точно на него кого-то стошнило. Галстук говорит: «Посмотрите, я вовсе не зануда, в глубине души я тоже крутой и стильный». Политики, особенно левые, очень любят такие галстуки. Концепция старого школьного галстука, будь то частная или государственная, возвращается.
Дорогие галстуки на скрягах не передают послания, который подразумевался его носителем. Как бы то ни было, большинство очень богатых людей, которые мне встречались, рожденных в богатстве, отчаянно пытались преуменьшить свое состояние. Питер Гетти, показавшийся мне немного похожим на юного джентльмена-бродягу, один из этих случаев. Он, по-видимому, один из тех людей, которые носят настоящий «ролекс», притворяясь, что это дешевая тайваньская подделка.