Выбрать главу

На протяжении веков западные люди стремились к обладанию предметами, которые заполняют пространство, оставшееся после нашего отдаления от предположительно более «реального», более «физического» мира сельской жизни. Люди также страстно нуждаются в образах и предметах, как заменителях духовного удовлетворения, которое чувствуют многие пост-христиане. Художники, таким образом, снова вынуждены интересоваться изображением диктуемой версии реальности, только на этот раз в ироническом смысле. «Описанный Христос» ставит под сомнение церковь и псевдохристианские ценности западных правительств.

Банки Супа ставят под сомнение, или, скорее, пародируют реальность, транслируемую рекламщиками. Кунсовское присвоение — продолжение этих традиций и довольно логичный способ отражения этой попытки 20-го века Западного Горожанина (особенно в Америке) «достичь» состояния праведности в культуре простым стремлением к приобретению новых физических объектов — продуктов. Произведения искусства сами по себе, соединенные с объектами массового производства, так же являются, в известном смысле, продуктами. В качестве продукта, они так же могут сказать о тебе больше, чем любая машина, билет на самолет или место в опере, поскольку они глубоко пропитаны иронией.

Ты, покупатель, получаешь контроль, приписывая объекту нечто, что изначально не подразумевалось производителями, и чего многие люди не могут увидеть. (Подобно стилистскому двойному надувательству, которое уверяет, что китч 50-х или викторианские эмалевые рекламки — модны и обладают художественной ценностью). И, хорошо принимая во внимание иронию, принимая во внимание большую часть искусства, ты должен уже найти (так или иначе большего) место в культуре.

Америка — идеальная среда для Кунса, причина того, что «Искусство» столь популярно здесь, как нечто, что нужно понять и чем необходимо обладать, и, что сравнительно неважно в обывательской Англии, где Искусство — это нечто тождественное образованию. А в расслоившейся классовой системе — образование подразумевает Класс.

В Англии не имеет значения, сколько человек может купить и потребить, человек не может приобрести «класс» без боязни быть заклейменным «нуворишем» и, следовательно, деклассированным существом. (В обществе с высоким классовым сознанием, быть деклассированным значит быть изгоем отверженным). Тех людей, которые приобретают класс, получая образование и интересуясь культурными стремлениями, возможно в Англии назовут Яппи или еще как-нибудь похуже. Нас неизбежно втягивают в Политику Зависти, царство поцарапанных лимузинов. Но феномен стремления к предположительно общедоступному социальному положению — это сущность Америки. Способность принять материальное вознаграждение за работу и, как следствие, способность продвинуться социально, способность приобрести культурный престиж, славу, здесь более социально приемлема, а следовательно присутствует большее «понимание ценности» искусства. Если только тебя зовут не Саатчи, интерес к искусству в Англии — классовая традиция. Интерес к искусству в Америке — беззастенчивый признак личных достижений. С овладением Искусством, это все того стоит. Твои деньги также важны, как и твоя душа, в ее поиске удовлетворения, в ее поиске Пространства и Времени, в итоге добиваются успеха вместе с тобой. Вы оба одно целое, в Искусстве.

В использовании самых общих, обычных предметов потребления вместо весьма эзотерических визуальных кодов (как это было у Поллока) или противопоставлений (как это делал Серрано), Кунс поднимает вопросы, над которыми задумываются люди на улице, нежели Конгрессмены и Критики. Столь же ушлый, как и Макларен, он успешно выбирает свои символы и свою аудиторию. Аудитория, которая не может позволить себе роскошь бежать от искусства, но предпочитает бежать в искусство. Искусство повседневной жизни, знакомое каждому. Вселенная в сознании заново изобретена человеком, обладающем личностным восприятием предметов, жизни, реальности, тянущем.

Фото: Джефф Кунс и Чиччолина «Джефф в положении Адама» (1990 год)

Возможно самая знаменитая работа Кунса — «Один мяч в совершенном равновесии резервуара», она состоит из баскетбольного мяча, плавающего в плексигласовом резервуаре, заполненном чем-то похожим на воду. (Хотя если это вода, я не понимаю, как он добился того, что мяч не плавает на поверхности). Не столь экспрессивный, как «Описанный Христос», образ, но вместе с тем прекрасный и странный. И, в конце концов, Реальность, опосредованная технологическими процессами, несовершенна без статичного мяча, замедленная кинопленка, спровоцированный комментарий или анализ — академическая индустрия обслуживания. Его роль в мире. Неподвижный мяч — приглашение каталогизатору, арт-критику, эксперту, очкарику-постмодернисту, равняющемуся на Ролана Барта. Зрителю.

Эффективной демократизацией искусства Кунс повышает важность аудитории, нивелирует исторические допущения и раздражает зануд от искусства, к тому же, следует примеру Уорхола и Бойса — создает самого себя — Личность и солидный банковский счет. Как я уже говорил, Яппи-арт.

По правде, Кунс столь же радикально изменил многое в восприятии, как и итальянская софт-порно модель Чиччолина (известная также как Илона Сталлер) в политике. Неудивительно, что Кунс снимает фильм с пин-ап порно-стар, членом итальянского парламента [позже они поженились — и развелись]. «Сделано в Раю» — первый главный арт-фильм 90-х. «Мы с Илоной рождены друг для друга. Она — медиа-женщина, я — медиа-мужчина. Мы — современные Адам и Ева». Ухмылка на лице белой керамической статуэтки Майкла Джексона. Розовая Пантера покачивается между грудей клубничной блондинистой телки. Очень остроумно. Люблю шутки.

Кунс изъял искусство из уорхоловского супермаркета или кухни и перенес его на ТВ. Изобразительное искусство лишь на пятьдесят лет позади писательства.

Кунс стал знаменитостью потому, что как и Уорхол, он оказался в нужное время в нужном месте и, как трехмерный экспрессионист, он действительно оставил объяснения за пределами упаковки. В 1986 году он попал к могущественной Айлине Соннабенд (прославившей Раушенберга, Гилберта и Джорджа). Как и уолл-стритовский мудрец Кунс, она знала счет деньгам. Это Соннабенд, а не Трамп, сказала: «Я беру молодых и дешевых художников, и делаю из них знаменитых и дорогих».

Дилеры — божества Нью-Йорка, неважно, насколько они неотесанны. Как сказал Оскар Уайльд — они знают всему цену и ничему — ценность. Покупка-продажа, движения, публикации, хлам, моющее средство. Экран мигает, брокеры в панике. «Нео-гео упал на 25 пунктов, Айлли, детка!» «Дерьмо. Продавай сейчас же, пойди, подбери на лифте какого-нибудь парнишку и скажи ему — пусть самовыразится кровью в шахте лифта. Назовем это нео-плазма-концепт — что-нибудь там еще, и выброси ты эту гребанную дохлую собаку».

Артистический мир Нью-Йорка, как архитектура, чистый капитализм в своих непристойности и совершенстве. Полотна могут из ничего не стоящих превратиться в 15 миллионные ценности за десять лет — как ты можешь не иметь успеха с таким количеством денег, липнущих здесь к такому количеству безмозглых костюмов? Дилер Иван Карп, один из старейшин на этой сцене, до сих пор не может поверить в свою удачу, он работает с Уорхолом, Кунсом и Джонсом с конца пятидесятых. В ноябре 1988 года «Фальстарт» Джаспера Джонса, проданный в свое время самим Джонсом за 3 000 долларов, был продан на аукционе за 15 500 000 долларов.

Один из новых дилеров здесь — Ларри Гагозьян, партнер старого агента Уорхола Лео Кастелли. Гагозьян — прекрасный пример искусства 80-х в Америке. Он начинал в магазине постеров в Вествуде, Лос-Анджелес, и где-то подобрал один из старых костюмов Йозефа Бойса. Отчасти в шутку, он вывесил его в витрине магазина, оценив в 1000 долларов. Костюм был продан и он понял, что это стоящее дело. Сейчас он присоединился к ряду отчасти финансистов (15 вокруг стола), отчасти дилеров/коллекционеров, как Эшер Эдельман — один из самых богатых людей на Манхэттене. Цена на предмет такова, какую готов заплатить покупатель. Разве Искусство не удивительная вещь?