«Ну…, - говорит Дерек, пытаясь уклониться от неприятного вопроса. — Публика в Советском Союзе очень закрытая, так что я даже не знаю».
RE: Похоже, ты не слишком любишь американскую культуру.
«Я люблю Америку. Ведь они поддерживают нашу жизнь. Если бы я был поляком, я бы чувствовал то же самое в отношении России — метрополии. Я думаю, мы полностью ими порабощены. Мы завалили всю свою землю их боеприпасами. Но мое поколение верило, что все, что идет из Америки — это хорошо, потому что оттуда приходили продуктовые посылки. В по-настоящему страшное десятилетие, в 50-е, бытовало постыдное, близорукое представление об этом, и до сих пор мы думаем в том же ключе. Это было страшное время, пятидесятые, десятилетие, которое запомнится как… стрижка. И это все, что оно заслуживает! Тогда мы все хотели уехать в Америку. Пропаганда у них была хорошо поставлена».
RE: Все в этом участвовали, в том числе и британцы.
«Да, конечно, все центры власти так делали. Если бы СССР или Китай правили миром, они бы тоже так поступали. Американцы должны были спасти Европу во Второй Мировой, иначе бы это сделали Советы».
RE: И некому было бы покупать их гамбургеры.
«Да! И ужасное смущение от сознания того, как мило с их стороны было нам помочь, и это смущение сохраняется до сих пор. Во всей нашей культуре. Интересно, что люди могут оставить в стороне свои суждения, когда они смотрят, например, фильм, который в этой стране рассматривается как «Развлечение», и в интересах каждого держать этих людей в руках и считать это просто развлечением, потому что в таком случае это не влечет за собой никаких последствий. Даже самые, так называемые, аналитические издания, такие как «Сити Лимитс» или «Тайм-Аут», они предпочитают считать это развлечением. Они не станут задумываться, откуда это пришло, что и кого представляет этот фильм. Они могут просто сказать, что это — развлечение, плохое или хорошее. Они будут говорить, что оно сделано на голливудские мегабаксы. Им следовало бы рассматривать это скорее как продукцию корпораций, как продукт американской культуры, продукт гнилой системы. В Советском Союзе были и довольно живые моменты. К искусству там относятся очень серьезно, хотя оно доведено там до полной импотенции. Особенно поп-музыка, наиважнейшая форма искусств, из всех когда-либо придуманных. К вопросу об отсутствии коммуникации! Она сохраняется в состоянии незрелости, никому не позволяется расти и задумываться. Таким образом, оно становится бесполезным. Отличная система Контроля. Она направляет в нужное русло протесты, которые в противном случае могли бы быть политическими, власти попустительствует этому. Эта «Молодежная Культура» столь же правдоподобна как «Канал 4»….»
Хотя большинство из нас, возможно, согласятся с этим, я на самом деле не могу понять, что значит «относятся к искусству серьезно», в том смысле, что Советы серьезно относятся исключительно к традиционному искусству (классические балет, опера и музыка), но нет никакого реального развития. Я не думаю, что русская система, отказывающая людям даже в иллюзии культурной революции, в этом отношении лучше. Она, на деле, просто менее резонирующая.
Я не спорю с Дереком, который, бурно размахивая руками, продолжает нападать на поп-культуру. Меньше всего мне хочется говорить с Дереком Джарменом о поп-музыке, хотя, кажется, он убежден, что любой человек моложе Клиффа Ричарда должен быть одержим ею, и продолжает втягивать меня в этот разговор, стремясь разнести все в пух и прах, и подчеркивая, что «со временем» всякий должен понять несомненное преимущество классики. Тем не менее, он с симпатией относится к «Bronski Beat».
Фото: «Себастьян» (фото Джеральд Инкандела)
«Кое-что из этого все же имеет определенную ценность. Я считаю, что «Bronski Beat» очень хорошо работают в своей области, они приносят больше пользы, чем я в своих фильмах. Но это не отменяет сказанного мной, и я уверен, что если Джимми Соммервилль прочитает это, он согласится с моими словами. Поколения сменяются каждые пять лет, поэтому это может быть полезным. Если ты знаешь, что ты занят своим делом, тогда все в порядке, но если эти люди пытаются делать какие-то заявления, значит они ненормальные. И это вовсе не поза престарелой королевы, которая, позевывая, заявляет — ну, будь мне семнадцать, я бы это слушала».
Я говорю, что многие критикуют «Bronski Beat» за глупость и пристрастие к евангелическим мотивам, а это не те вещи, которые привлекают софиста, сидящего передо мной.
«Но я считаю, что у них есть причины работать в этом ключе. Социальные причины, ведь они имеют дело с молодежью, которая отрицает систему».
Снисходительность выпускника частной школы? Возможно, но это не вызывает беспокойства. Джармена нельзя назвать снобом, он говорит очень искренне и это можно с тем же успехом отнести как к его собственной работе, так и к позднему «Bronski Beat», по разным причинам. Незаинтересованный в общении и стремящийся к ограничению «публики», он, тем не менее, уверен, что его работа помогает бороться с предрассудками, не используя политическую риторику.
«Я знаю, что мой фильм «Себастьян» произвел грандиозный эффект, когда был показан в дешевых кинотеатрах повсюду. Есть надежда, что и «Разговор ангелов», в конечном счете, станет известным, я так же написал автобиографию, это очень искренняя книга по всем стандартам».
Его первая книга, «Танцуя на краю», написанная в 1983 году и опубликованная годом позже — «автобиографический коллаж», составленный из заметок, дневниковых записей и киносценариев — к снятым и воображаемым фильмам — от детских лет (Джармен — сын офицера британской авиации) и до Последней академии, и далее. Темы книги, и его жизнь, снова всплывают в случайных публикациях. (Как сказал Кен Кемпбелл — отличная книга для чтения в туалете). Постоянные нападки на всю официальную культуру; Кино; Секс; Живопись; анекдоты из своей двадцатилетней артистической биографии; реабилитация Возрождения; отсылки к Старой Доброй Англии викариев и королей, пикников, развалин замков и пустынных пляжей (столь любимых Майклом Пауэллом); Оккультизм; Знаменитые друзья… и Караваджо. Фигура, зачаровавшая его еще во времена учебы в Слейд, когда юный Джармен стремился познать творчество таких же обособленных, гомосексуальных, интеллектуальных. Ишервуд, Уайльд, Жене, Сартр…
Джарменовская сексуальная ориентация очень сильно повлияла на его творчество. Даже слишком сильно, на мой взгляд. Хотя, в этом нет ничего удивительного. Если и существует какой-то шаблон, под который подходят все фильмы Джармена, то он выкроен из сексуальных фантазий Дерека. Проблема в том, что джарменовская искренность может помочь уничтожению гомофобии, но существует опасность, что на его творения могут просто навесить ярлык «гей»-фильмов, превратить в гей-иконы, которые ничего не говорят людям за пределами ограниченного гей-сообщества.
Если говорить более общо, то сравнительная либерализация мужской гомосексуальности за последние двадцать лет привела к возникновению культурного гетто. Переопределение слова «гей» принесло не только большую (и необходимую) свободу, оно так же определило стиль жизни в определенных рамках. И геи стали рассматриваться как «иные», не только потому, что они получают удовольствие от несколько иных сексуальных отношений, но и потому что они ведут иной образ жизни — стиль жизни, созданный геями и консервативной прессой. В некотором смысле геи стали более изолированными в своем освобождении, со своими клубами, своей музыкой, своей одеждой, литературой, Кинематографом и (возможно) своей идеологией. Как мне кажется, интеграция и синтез — это путь вперед. А гетто — есть гетто, как изнутри, так снаружи. В будущем все станут бисексуалами. И личные сексуальные привычки перестанут определять социальное положение.
Понимая, что существует разрыв между обществом «геев» и «натуралов», Джармен озабочен наведением мостов. Он не создает более «обычные» фильмы о гетеросексуальных парах из пригорода, но, снимая откровенные гомоэротические фильмы, он стремится к тому, чтобы эти отношения воспринимались как нечто совершенно обычное, чем они, в сущности, и являются.
Джармен различными способами разрушает границы, установленные обществом. Многие из его актеров выглядят андрогинно и привлекательно для обоих полов. В призрачном мире Дерека традиция если и не попирается, то смещается. Даже само слово «гей» убрано из его коллекции вырезок из прессы.