Когда все это покинуло Веру, или современное искусств, или Америку? Когда слушаешь арию Марии Эвинг, или включаешь новости на Си-Би-Эс, или смотришь в пустые глаза наркоманов на грязных улицах Восточного Лос-Анджелеса, понимаешь, что есть лишь один ответ.
В антракте мне в лицо утыкается огромный трясущийся целлюлитный зад. Я слегка раздраженно смотрю на его обладателя, протискивающегося в туалет. Мятый кремовый костюм, крашенные светлые волосы, круглые очки. Какой-то идиот пытается походить на Дэвида Хокни, думаю я, прежде чем до меня доходит, что этот человек походит на Хокни по очень простой причине.
В баре, где продают слабенькое калифорнийское «шардоне», Хокни вертит в руках свой слуховой аппарат. Это Лос-Анджелесский Оперный театр, а не «Теско» в Бредфорде, люди старательно игнорируют его, делая вид, что они не проявляют ни малейшего интереса к самому дорогостоящему из ныне живущих художников, в то же самое время мечтая, чтобы он подошел к ним поздороваться. Ведь это, в конце концов, именно те люди, что сделали Хокни богатым и знаменитым, люди, которые плавают в бассейне голливудского Рузвельт-отеля, который он рисовал, ходят за покупками в шикарные ювелирные магазины на Мелроуз-авеню, которую он прославил, живут на песчаных калифорнийских холмах, которые он обессмертил на своих полотнах. Но Лос-Анджелес Хокни — это не их Лос-Анджелес. Потому что Хокни, как и большинство художников, живет в мире своего воображения.
Странное совпадение, Хокни сейчас здесь, ведь это именно он впервые познакомил меня с оперой. Меня привели в восторг его декорации к «Волшебной флейте» (начисто лишенные обычного масонского символизма), Хокни рассказывал о них по телевизору, и я был очарован. Его детский энтузиазм по отношению к опере был заразителен. Дерек Джармен как-то сказал мне, что стал кинорежиссером, потому что в кино «можно использовать все сразу». Живопись, литературу, дизайн, игру. Благодаря Хокни я понял, что это можно сказать и об Опере. Только в Опере по сцене шляется больше людей и больше персонажей погибает.
…Стоп машина. Газетные вырезки мелькают на экране. «Дейли Экспресс», 5 мая 1961 года. Лорд Биккет открывает студенческую выставку живописи в Университете Лондона. Профессиональный класс (студенты, обучающиеся на художественном отделении), Первая премия — 25 фунтов — Дэвиду Хокни (Королевский колледж искусств). Любительский класс (студенты, у которых живопись не является профилирующим предметом) — Первая премия, 20 фунтов — Майклу Дереку Джармену (Королевский колледж)…
Обманчиво простые полотна и фотоколлажи Хокни провоцируют небольшие, но ощутимые сдвиги в визуальном восприятии. До Хокни многие художники смотрели лишь на поверхность воды, плоскую двухмерную поверхность. Но в его цветных бумажных бассейнах можно посмотреть в воду, сквозь нее, на нее или на то, что происходит под ней.
Хокни и другие художники на протяжении веков изобретали способы сделать вещи лучше, чем в «реальности». Как и Леонардо или художник, который создает прекрасный алтарь или лестный для модели портрет. Когда смотришь на ныряльщиков Хокни, прыгающих в его холодные голубые бассейны, это образ того, что ты видишь — всплеск, тело, волны кажутся более реалистичными, чем если смотреть на фотографию этого же момента, на которой видишь лишь застывший всплеск.
Иллюстрация: Дэвид Хокни «Всплеск»
Всплеск настолько застывший, что он совсем не похож на всплеск. Время, которое движется свободно благодаря художнику. На неподвижных фотографиях или в восковых куклах время поймано в ловушку. Движущееся стало неподвижным = отсутствие реальности. Разумеется, художники и некоторые адепты убеждены, что это единственно верный, единственно реальный способ подачи и взгляда на мир. Это не так. Когда вы смотрите, как кто-то ныряет в бассейн, вы видите вовсе не картину Дэвида Хокни и наоборот. Псевдо-реальность не тождественна физиологической реальности и то, что мы приучены воспринимать, как реалистичное, не следует путать с реальными вещами. Чтобы оспорить, поскольку многие художники, включая Хокни, получают удовольствие от процесса творения, картина становится более убедительна или реалистична, чем любая другая форма предметно-изобразительной записи, это просто глупо.
Это путаница в искусстве, которое является фактором, содействующим подлинным изменениям восприятия и искусства, как механизма для фальсифицирования сознания, если оно поверхностно. Мир виртуальной реальности легко создается и жадно воспринимается — потому что он «хорошо приспосабливается». Алтарные росписи вместо сложного, тяжелого выбора.
Художник лишь представляет мир в отредактированном, стилизованном виде, столь же ненадежном, как любой другой посредник. В самом деле, причина, по которой одни художники становятся знаменитыми, а другие — нет, состоит в том, как они технически выражают свое видение, а кроме того — как они его корректируют. Если бы Леонардо решил представить себе Христа на унитазе, а не на Тайной вечере, возможно, его картину не стали бы копировать в Голливуде. Леонардо отредактировал, выделил и сконцентрировал свое представление об этом историческом или мифологическом событии так, чтобы оно соответствовало общественным чаяниям того времени. Насколько оно реально? Но к Христу и туалетам мы еще вернемся.
Наряду с не менее знаменитыми Фрэнсисом Бэконом и Люцианом Фрейдом, Хокни по-прежнему один из моих любимых богатых, значительных ныне живых британских художников [Бэкон — уже ныне покойный — прим. редактора], и не столько из-за того, что он рисует, сколько из-за того, что он говорит, мне нравится история про то, как он, провалившись на экзаменах в колледже, решил нарисовать диплом и сам себе его вручил, поскольку понял, что это лишь несколько ограниченных доводов, что он может видеть вещи так, как не могут его наставники. Мне нравится то, что он стал одним из создателей культа «Художник-как-Поп-звезда», доказав, что искусство может быть доступно (даже в ситуации, когда некоторые художники стремятся к славе поп-звезд). И мне нравятся его энтузиазм и его идеи. Ему, в конце концов, принадлежит наиболее простое, мудрое и точное высказывание из уст художника в конце восьмидесятых. Что-то вроде:
«В НАУКЕ СЕЙЧАС ПРОИСХОДИТ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ИНТЕРЕСНОГО, ЧЕМ В ИСКУССТВЕ».
фото: Стивен Хокинг
Разумеется, он прав. Благодаря работам Фритьофа Капры, Нильса Бора, Алана Стоктона, Карла Сагана, Фреда Хойла, Стивена Хокинга и многих других, за последние десятилетия наука стала ближе к религии и искусству, нежели к ньютонианской механике и картезианскому дуализму. Немногие в светской религии мира искусства (за исключением Хокни и людей, вроде Тони Картера) понимают это, но теории и интерпретации, окружающие такие вещи, как Квантовая Физика, Черные Дыры, Время, Теория Хаоса и так далее, гораздо более значимы, креативны и вдохновляющи, чем то, что исходит от так называемых «творческих» людей, когда-либо живших на планете. Чем большее число художников, учителей, теологов и философов поймет этот факт и скажет об этом честно, как это сделал мистер Хокни, тем лучше станет жить в этом мире. Потому что мир не должен быть таким пустым и печальным, каким он кажется, потому что Правда не должна оставаться в вечной мерзлоте, диктуемой священниками, политиками, художниками или даже учеными. В субъективно воспринимаемой вселенной постоянно изменяющейся правды, которую предлагает современная научная мысль, больше предположений, гораздо больше мечтаний и версий реальности может быть принято, предоставлено и допустимо. В самом деле, одна из общественных функций науки, как мне, заключается в том, чтобы иллюстрировать идею доказуемым способом, что ни одна теория не является неприкосновенной. Как мог бы спеть Спок со своей вулканической лирой: «Есть место для нас…».
Отъезжая от Оперного театра, ты замечаешь колышущийся на ветру плакат с рекламой киноверсии пошлого помпезного мюзикла Ричарда О'Брайена «Шоу ужасов Рокки», в котором инопланетяне прилетают на Землю, чтобы захватить ее, но соблазнив их физическими удовольствиями и извратив их цели, Земля в итоге захватывает их, оставляя уцелевших людей сожалеть о гуманном порыве пришельцев и человеческой пустоте. Мы остаемся «ползти по планете / существа, которых называют людьми / Затерянные во Времени / Затерянные в пространстве… и поисках смысла». Портрет племени одержимых собой, сбитых с толку, странных животных, мельтешащих на крошечной планете, убивающих время, воспринимая себя слишком серьезно. Уничтожающих секс, искусство, любовь и жизнь. Хотя провинциальное Американское Добро торжествует над Инопланетным Злом, даже в таком предположительно пустом развлечении, как «Шоу ужасов», мир представлен как опасное место, — мужчины и женщины нарушают обеты, ведут себя аморально, борющиеся с чувством вины, податливые приспос>бленцы, предавшие догматы веры в добро, знание и перемены. Предложение из космоса отвергнуто, персонажи остались одинокими, изолированными, без руководства. Им осталось только жениться, рожать детей, и жить и умирать в «настоящей» Америке.