Роджер Скратон, самозваный правый «интеллектуал», ставший представителем охотничьего лобби — типичный выходец из среднего класса, который, несмотря на весь свой так называемый интеллект, не способен убедительно оправдать ритуальное убийство животных ради удовольствия. Его защита зиждется на единственном аргументе, что лисы — вредители, но он игнорирует тот факт, что во многих регионах лис разводят специально для того, чтобы потом на них охотиться. Мне интересно, способен ли горожанин мистер Скратон, которого, по-видимому, заботит исключительно контроль над вредителями, собрать своих друзей и отправиться в Лондон охотится на крыс и мышей? Скратон утверждает, что самый гуманный метод контроля над численностью вредителей — это часами травить их собаками, пугать, мучить, вытаскивать из убежищ, затем отдавать заживо на растерзание своре собак. Он так же не способен внятно объяснить почему, если речь идет просто о контроле за вредителями, это нужно праздновать и превращать в кровавый ритуал, на котором упорно настаивают некоторые личности. (В наши дни стало модным отмахиваться от связи между убийством и сексуальностью, но притягательность убийства, пыток и насилия — именно сексуальная). Скратон защищает охоту на том основании, что она позволяет людям получить удовольствие от верховой езды, усиливающееся в связи с «волнением погони». (Угонщики, магазинные воры и все прочие разновидности социопатов также оправдывают свои поведенческие проблемы «возбуждением от погони»). Скратон, очевидно, говорит о погоне по следу. В итоге Скратон воспринимает дебаты по поводу охоты на лис как нападки грубых левых лесбиянок на приличных традиционалистов среднего класса и защищает довод элиты, говоря, что охота привлекает людей самых разных профессий. И снова он неправ. Большинство любителей охоты принадлежат к группе с высоким уровнем дохода, а большинство представителей рабочего класса участвуют в охоте только потому, что их нанимают для этого. (Лошади отнюдь недешевы, аренда на один охотничий день стоит свыше 90 фунтов).
Мистер Скратон также ошибочно полагает, что анти-охотничье лобби виновно в «сговоре с невинной лисой» и переносит человеческие черты на животных. Он упускает суть. Проблема не в очеловечивании диких животных, но в бесчеловечных последствиях узаконенного ритуального убийства животных для развлечения цивилизованного человеческого общества. Британское общество, как я сказал, не позволяет группам скинхедов-пролетариев со сворой пит-бультерьеров охотиться на животных, наносить убытки, вопить, кричать, дуть в трубы, раздирать животных на куски, праздновать, намазав кровью лица детей и распивать алкоголь в общественных местах. Почему же оно должно мириться с охотой на лис? То, что Скратон так неудачно защищает, это не право контролировать поголовье вредителей и даже не моральное право убивать животных из спортивного интереса, но право привилегированного меньшинства делать то, что подавляющее большинство граждан считает жестоким, отвратительным варварством. Нечто крайне слабо связанное с современными представлениями об общественных правилах приличия, порядке и демократии. Скратон полагает, что он защищает традиционные ценности и право человека на выбор. Он не способен понять, что защищает нечто, ныне глубоко чуждое английскому образу жизни и торжество анархии над демократией.
Несмотря на большое искушение повести себя жестоко, в ответ на отвратительное поведение человека, насилие не является и не может быть ответом в мире, живущему по геноцидному сценарию, и не может даже рассматриваться как возможное решение проблемы. Прибегать к жестокости — потрясать окровавленными руками Контроля. Какими бы высокими идеалами он не руководствовался, Брут остается Брутом. Единственный способ иметь дело с выбором Фарерских островов и прочими многочисленными зверствами — это вести себя так, как ведет себя человек, столкнувшийся с симптомами психического заболевания. Лечить. Если всем островитянам и охотникам прописать метилендиоксиамфетамин (экстази), то они очень быстро излечатся от своего социального заболевания. А Скратон, может быть, даже перестанет быть интеллектуалом и станет разумным человеком.
Нет ничего более самонадеянного и более показательного в нынешних мировых проблем, чем феномен убийства животных исключительно ради удовольствия. Если мужики с желеобразными гениталиями столь отчаянно нуждаются в доказательствах собственной мужественности, им следовало б пойти и влезть на дерево или сто раз отжаться от пола.
В отличие от наших менее искушенных сородичей с Фарерских островов и британских интеллектуалов из среднего класса, большинство калифорнийцев пришли к выводу, что животных должны изучать умные люди, а не беспричинно убивать всякие идиоты. Животные могут многому нас научить о нашем месте во вселенной, о том, как живет планета и о том, как нужно общаться.
Что мы можем узнать, изучая животных, об общении? Ранее мы задавались вопросом, какие сообщения передают друг другу киты о людях. «Морфический резонанс» — термин, придуманный ученым, доктором Рупертом Шелдрейком для описания пока необъяснимых форм общения млекопитающих, для которых не являются преградами время и пространство. Попросту говоря, это определение используется для описания непонятных людям способов общения различных живых существа. Например, хорошо известно, что если дельфина научить трюку в аквариуме во Флориде, то через некоторое время научить дельфина того же вида этому же трюку в аквариуме, скажем в Англии, будет гораздо проще. Этот феномен рассмотрен и задокументирован скептически настроенными учеными еще в 1920-х годах, когда психолог Уильям Макдугал из Гарвардского университета провел серию экспериментов с целью выяснения, способны ли животные наследовать поведенческие характеристики своих родителей. Не то генетически запрограммированное поведение, не меняющееся от поколения к поколению, но привычки, выработавшиеся во время жизни родителей или переданные другими животными этого же вида. Макдугал помещал лабораторных крыс по одной в резервуар с водой и предоставлял им два пути к бегству, один — ярко освещенный ход, в конце которого крыса получала небольшой электрический разряд и другой, неосвещенный, который вел к свободе. Макдугал записывал, за сколько раз несчастная крыса сможет понять, что для того, чтобы избегнуть электрошока, нужно выбрать неосвященный ход. В первом поколении крыс в среднем 160 раз било током, прежде чем они учились выбирать верную дорогу из резервуара с водой. Их отпрыски научились проделывать этот трюк быстрее, а потомки потомков — еще быстрее, до тех пор, пока среднее число ударов тока на каждую крысу не снизилось со 160 до 20, прежде чем они научились совсем избегать электрошока.
Ортодоксальная менделианская генетика отрицает, что такие вещи возможны и, хотя биологи не смогли обнаружить никаких ошибок в разработанном Макдугалом тесте, они пришли к заключению, что он, должно быть, случайно отобрал каких-то сверхразумных крыс. Макдугал повторил опыт, отбирая самых глупых крыс, какие только есть, и выводил только их от одного тестируемого поколения к другому. Согласно традиционной научной теории, успехи крыс должны были снижаться, но они проделывали это даже лучше чем первое, «умное» поколение, необъяснимым образом обучаясь в десять раз быстрее. Тем не менее, насколько бы интересно это не было, люди продолжают говорить, что за все ответственна «генетика», даже если мы не понимаем, как такая специфическая поведенческая информация может биологически передаваться от одного поколения к другому.
Эксперимент Макдугала привел к поистине невероятным результатам, когда их попыталась повторить группа ученых в Австралии. Некоторое время спустя, используя тот же вид крыс и скопировав резервуар с водой, группа была потрясена, обнаружив, что с самого первого поколения эти крысы обучаются быстрее макдугаловских. Потом, повторив эти поразительные эксперименты и поняв, что это не случайность, австралийцы попробовали продолжить эксперимент с необученными крысами другого вида. После разнообразных экспериментов, продолжавшихся двадцать пять лет, ученые выяснили, что даже те крысы, чьи родители не принимали участия в экспериментах, справлялись с этой задачей все быстрее и быстрее, до тех пор, пока некоторые крысы вообще не перестали делать ошибок, всегда с первого раза выбирая неосвещенный безопасный ход.