В 60-е ЛаВей также провозгласил то, что в Британии перестало быть новостью еще в прошлом веке, — как и Бога, Дьявола не существует. По крайней мере, Дьявол — это не какой-то антропоморфный божок, противостоящий Богу, это скорее некий термин (почти как «гиббериш»), используемый для описания малопонятных сил природы, заставляющих человека развиваться, выражать себя, бунтовать, исследовать, прогрессировать, стремиться к запретным знаниям и опыту. И, как подразумевает слово «оккультный», засекречены. Как змей, обернувшийся вокруг Древа Познания в Райском Саду или человек расщепивший атом, или маленький мальчик, заглядывающий под юбку к девочке, желая знать, что ж там такое. Все поступки являются невинными, пока их не назовут злом.
Хотя ЛаВей, по-видимому, просто забыл, что подобные взгляды давно не новость в современном мире, и озвучивает эти взгляды, точно они открыты только для посвященных; хотя верно то, что время от времени их следует повторять, и он, по крайней мере, побрил голову, изменил свой мирской образ, подвергая себя риску. Я снова вспоминаю идею Серрано. Все зависит от аудитории… Я скорее соглашусь с тем, что говорит ЛаВей о религии и морали, чем с тем, что говорит большинство людей, и обычно в спорах становлюсь на сторону Церкви Сатаны, но для мистера ЛаВея я могу сыграть роль Адвоката Дьявола, особенно в силу того, что многие из читателей «Rapid Eye» уже знакомы с аспектами работы ЛаВея и не нуждаются в разъяснении основных принципов. Мы — не Джесси Хелмс, поэтому давайте лучше обратимся к деталям. Дьяволу это придется по вкусу.
Как и многие люди, увлеченные микро-миром оккультизма, ЛаВей, кажется, одержим христианством, несмотря на то, что он пытается маскировать эту одержимость, говоря о «всех прочих церквях», но так, точно все прочие церкви — христианские. (Например, он говорит, что все прочие церкви основаны на почитании духа и отрицают плоть и интеллект, несмотря на то, что такое вряд ли можно сказать о мусульманах). Умудренный мистер ЛаВей высказывает немало здравых мыслей, но, как и Серрано, упорствует и, обращаясь к своей аудитории, использует терминологию, которая якобы делает эти вещи более провокационными, стимулирующими мысль и доступными, но которые на деле служат для укрепления все тех же старых общественных барьеров и верований. С одной стороны он намекает, или, по крайней мере, я так это понял, что просто заинтересован в создании группы единомышленников, мыслящих индивидуалов, способных объединить свои ресурсы и энергию в стремлении постичь освобождающую, гуманистическую философию, свободную от ущербной, догматической системы верований. И он немало сделал для развития этого утопического образа жизни.
С другой стороны, тем не менее, он оправдывает использование старой терминологии и иерархии, клише, облачаясь в черные мантии, рогатые шляпы, отращивая нелепые козлиные бородки и разукрашивая свою Церковь и даже канцелярские принадлежности гламурно-готическими кровавыми пятнами и изображениями паутины. Его оправдание всего этого старо, как мир, то же самое, что говорили соплеменники на пляже и команды тех кораблей, бросивших якорь в 17-м веке, придумывая свои морские песнопения — людям нужны образы, ритуалы, символы, фокусные точки, как проводники экзорцизма чувств, от которых на западе так непросто освободиться. Мы все знаем, что это правда — подтверждения тому повсюду — в нашей рекламе, в искусстве, культуре и спорте, но поневоле задумываешься, а достаточно ли этого. Как многие авангардные движения в искусстве (которые сами по себе в целом утопичны), сатанизм, кажется, предлагает безопасный канал, по которому могут быть гнев, творчество и отчаяние, переживаемые человеком. Но это направление используется только для распространения общественной позы против господствующих взглядов на мир, но не для созидания нового мира. Точно так же можно цинично сказать о Панке, что это уловка контроля, поддерживающая чувство отчуждения и кастрирующая более мощный революционный порыв. (Проинтервьюированный «Rapid Eye» Патрик Фицджеральд в 1978 году суммировал свои взгляды на диске «Safety Pin Stuck In My Heart» в простых потребительских терминах, заявив, что слово «панк» означает всего-навсего бондажные трусы, ныне продающиеся в «Вулворте»).
Хотя мне любопытно, если заместить старую, ограничивающую религию, новой, ограниченной, присваивая и выворачивая на изнанку старые символы, насколько увеличится понимание или знания? Если Сатана — это «Прогресс», как ему следует служить? Оккультисты, как и художники должны понять, что в наши дни одного только отрицания недостаточно.
Хотя, возможно, я хочу слишком многого. Похоже, что, как только ты открываешь рот, чтобы что-то сказать, большая часть сказанного тобой остается непонятой из-за того, как ты это сформулировал, и насколько это дошло до слушателя. Напечатанное мнение становится пропагандой. Чтобы избежать этой вечной проблемы, ЛаВею следовало бы стать абстракционистом, а не оратором, но это, как известно ЛаВею, привлекает только тех, кто боится или не желает отвечать на вызов, бросаемый языком, проблема, возложенная на личность Обществом. Общество формируется и управляется словами, управляется не, как упорно продолжает считать искусство, простыми образами, но тем, что эти образы означают буквально. Это большее, что вы можете сделать, и ЛаВей заслуживает уважения за то, что он делает. Хотя остается несколько очевидных вопросов к Церкви Сатаны.
Иллюстрация: Джон Ди
В некотором смысле, который отождествляется главным образом с «американским путем», акцентировка здесь делается, по-видимому, не на Понимании или даже Информации, а на высокомерной позиции силы. Хотя по большей части заинтересованность в «альтернативных» структурах может рассматриваться, как реакция личности на американский материализм, на деле, под внешней облицовкой, предложенная альтернатива оказывается не альтернативой, а альтернативным способом достижения больших материальных целей Американского общества. Ритуалы Церкви Сатаны, как и любые другие ритуалы, концентрируют сознание посредством символов и слов, и подразумевают измененное состояние, но сознание, взращенное на Голливуде, концентрируется не на духовных вещах, а на материальных. Самые популярные книги на книжных полках Америки — книги из серии «Как»: «Как получить больше денег», «Как приручить своего босса», «Как трахнуть побольше баб» (названия, как правило, не столь откровенны, но все мы понимаем, о чем они).
Разновидность оккультизма, практикуемая сатанистами, представляет собой последнее слово в жанре «умения превзойти других». Только в Церкви Сатаны, прихожанину или клиенту не предлагают распевать «я должен похудеть» или «нос у меня вовсе не большой», как в некоторых психотерапевтических группах в Калифорнии, они поют на Энохианском — языке, изобретенным для Джона Ди его ушлым юным секретарем Эдвардом Келли в Англии, в 16-м веке. Это использование елизаветинского «гиббериша» — которое кажется скорее серьезным, нежели ироническим, и само по себе выглядит неким противоречием, учитывая блестящую эрудицию книг Ди, таких как «De Heptarchia Mystica» — стало основным вкладом в туманную магическую мысль оккультных возрожденцев начала 20-го века, включая «Золотую Зарю» Макгрегора Мэтерса, которую сурово критиковал ЛаВей. Язык, данный Келли, точно он был христианином новой эры, говорящим на неведомых языках, священником, вещающим на латыни, или оперной дивой, поющей на итальянском, понятен лишь тем, кто купил книгу. Как говорил сам ЛаВей: «Если ты хочешь невероятного, будь готов заплатить невероятную цену». Философии, как и заклинания, стоят недешево. Должен сказать, я не считаю ЛаВея шарлатаном (возможно, он верит во все, что говорит) и, разумеется, он не псих. Будет точнее назвать его состоятельным художником-активистом, который может привлекать шарлатанов и психов. Здесь, в Калифорнии, среди клиентов ЛаВея не только обычная горстка безвольных неудачников, одиноких сердец и искателей острых ощущений, но также и богатые и знаменитые. Самые известные среди них — Сэмми Дэвис-младший, Джейн Мэнсфилд и «Eagles».