В финале против нас американцы как встали с самого начала в зону «1-3-1», так и оставались в ней по ходу всего матча. Конечно, атлетической мощи, мастерства и молодого задора лучшим американским студентам было не занимать, но нам, игрокам сборной Союза, было по 27 лет, мы уже многое прошли в баскетболе, и, попривыкнув к игре соперника, мы рас...рачили эту их зону просто в щепки. На хваленых штатников было жалко смотреть.
Думаю, именно тогда была заложена основа мюнхенской победы. Мы поняли, что американцы — не волшебники, с их сильнейшими командами можно играть на равных и побеждать. Кстати, в дальнейшем американцев подвели именно их самоуверенность и самовлюбленность. Годом позже во время традиционного турне сборной по США, где мы опять отчесали команды лучших американских университетов, один опытный заокеанский специалист публично предупреждал своих: «Бойтесь русских на Олимпиаде, они очень сильны...» Если бы наши соперники прислушались к таким предупреждениям, а не расценили, как обычно, свои поражения как досадную случайность, наш олимпийский триумф мог и не состояться.
В конце 1970-го в ЦСКА сложилась уникальная ситуация. Неудачный старт в чемпионате СССР
(два проигрыша бешено рвавшемуся к чемпионству ленинградскому «Спартаку») стоил Арменаку Алачачяну места главного тренера команды. Возглавил команду не кто иной, как Александр Яковлевич Гомельский, перед этим занимавший должность главного тренера Вооруженных Сил по баскетболу. Уникальность момента была в том, что на этот момент Гомельский был. «невыездным», и сохранять этот статус ему предстояло до 1973-го. Это означало, что на все игры за границу (а именно они тогда для ЦСКА имели принципиальный характер) команда выезжала без главного тренера.
Как следствие, возникла другая беспрецедентная ситуация: возглавлять команду на выездных международных матчах стал. действующий игрок, ее капитан Сергей Белов. Доверие команды и армейских функционеров я, возможно, и готов был оправдать. Это был уже мой пятый сезон на высшем уровне мирового баскетбола, и определенные опыт и психологическая устойчивость уже были мной приобретены. Специфика ситуации состояла в том, что я был не только действующим игроком ЦСКА. Я был одним из его основных игроков.
В итоге алгоритм моих действий в выездных играх ЦСКА (кстати, все эти игры в том сезоне мы выиграли, включая главную — реванш против «Иньиса» в финале Кубка европейских чемпионов) был следующим. Первые 10 минут я вел игру со скамейки, а ребята создавали определенный задел. Оставшиеся 30 минут я в основном находился на площадке, с которой и руководил заменами, тайм-аутами, общался с судьями и т. д. В финале Кубка чемпионов в Антверпене я также вышел на площадку после 10-й минуты и за оставшееся время принес команде более 20 очков.
С учетом сложности ситуации в руководстве клуба успех ЦСКА был особенно неожиданным и значимым. Но, видит Бог, у меня и в мыслях не было развивать свой тренерский успех. Я еще не насытился игрой, и никакое руководство командой не способно было меня от нее отвлечь. Однако, вручая Александру Яковлевичу в аэропорту по прилете «Серебряную корзину» ФИБА, я поймал такой взгляд наставника, что впервые подумал: «Да, пожалуй, тренером в ЦСКА мне не быть...»
Чемпионат Европы 1971-го проходил в Германии, в Эссене. Состав сборной СССР не обновился радикально. Пожалуй, единственным сюрпризом для всех стало появление в ней никому не известного Ивана Едешко. Еще одним дебютантом стал эстонец Таммисте. В составе команды при Кондрашине закрепились уже появлявшиеся в ней при прежнем руководстве Александр Белов и Михаил Коркия. Разумеется, их уверенность в себе выросла соразмерно существенно большему доверию нового тренера.
Костяк команды Кондрашин сохранил — Андреев, Саканделидзе, Паулаускас, Сергей Белов, Жармухамедов, Поливода были уже проверенной в боях самого разного уровня дружиной, и искать от добра-добра было бессмысленно. Болошев и Томсон также не были новичками. В национальной команде были собраны объективно лучшие на тот момент баскетболисты Союза. Задача Петровича состояла не в том, чтобы принципиально обновить состав, а в том, чтобы дать ему дополнительно раскрыться. Было впечатление, что это тренеру удалось. Мы уверенно прошли весь турнир, в полуфинале разобравшись с сильной итальянской сборной, а в финале поставили на место чемпионов мира — югославов.
Чемпионат в Эссене стал для меня лично новым испытанием на прочность. Во время турнира я заболел. Уже в полуфинале чувствовал себя очень плохо, а перед финалом и вовсе слег — температура под 39, кровь носом. Думал, что сдохну. Ничего — скрыл от всех и играл, не подавая виду. Шесть часов после того выигранного финала я не мог выпить ни глотка из любезно предлагаемого мне товарищами по команде — все комом стояло в горле. Только в 4-5 утра я сумел проглотить какую-то дикую смесь из пива и шампанского.
Свой поступок я не считал подвигом. Если бы я сообщил о своей болезни и попросил освободить от игры, меня бы не расстреляли, не отчислили из сборной. Вполне возможно, что и результат матча и турнира был бы для команды таким же успешным и без меня. Но добиться его команде совершенно точно было бы сложнее. Я уже обладал определенными опытом и интуицией и знал, что итальянцы в полуфинале меня бздят, югославы в финале меня бздят, так как же это я им дам спокойной жизни и какие-то надежды на успех? Нет, это не было геройством, это был мой осознанный и спокойный выбор.
Членство в сборных командах Советского Союза предоставляло спортсменам многое: возможность добиться высочайших спортивных результатов, признание их профессионального мастерства, поездки, дополнительные доходы, фактическое присутствие в советской номенклатуре. Но не стоит недооценивать и моральные аспекты мотивации — патриотизм, любовь к Родине, желание защитить ее спортивную честь на международных аренах.
Всем памятны знаменитые слезы Ирины Родниной[17] на олимпийском пьедестале в момент исполнения национального гимна. Немедленно нашлись и злопыхатели, говорившие: «Пустила слезу, чтобы получить орден Ленина». Но для большинства нормальных людей эта реакция спортсменки на свою победу в честь великой державы была вполне адекватной.
В 1996-м в Атланте спортсмены США вообще проливали ведра слез — женщины и мужчины, по поводу побед и поражений, везде и всюду — на пьедестале, в бассейне, в яме для прыжков, везде. У всех это уже вызывало исключительно умиление любовью этих парней и девчат к своей великой стране, к звездно-полосатому флагу. Возможно, так плакать напоказ — все-таки немножко перебор, но в целом в ощущении причастности твоей олимпийской победы к великим свершениям великого государства я ничего дурного не вижу.
Помню, как меня впечатлила в 1994-м реакция сына, который позвонил из Штатов и с искренним возмущением поведал мне, как у них в колледже на занятиях по истории утверждают, что. Вторую мировую войну выиграли США! Что касается моего поколения, то ему любовь к Родине и безупречное уважение к ее интересам были привиты на порядок крепче. Безусловно, играла определенную роль и идеологическая накачка о зверином оскале империализма, которую каждый советский гражданин впитывал с детства. Верить мы ей особо, конечно, не верили, но и любви к империалистам не испытывали.
Главным в мотивации к членству в сборной был, и это вполне естественно, доступ к высшим спортивным достижениям. Как я уже говорил, каждый спортсмен прекрасно понимал все плюсы и минусы от присутствия в профессиональном спорте и осознанно делал свой выбор в пользу сборной. Уговаривать и убеждать никого было не надо.
Желание выступать за сборную — во всем комплексе названных мной факторов — было столь сильным, что спортсмены выходили на ответственные старты с тяжелыми травмами. У американцев подвернутый голеностоп означал гипс на три недели, у нас на следующий день тебя ставили на игру, хотя опухшая нога не влезала в кроссовок.
Без какого-либо преувеличения скажу, что главным в этом были не какие-то личные шкурные интересы, а стремление помочь команде. И геройством свое поведение никто не считал — нормальная мужская работа.
17
Роднина Ирина Константиновна (род. 1949) — прославленная советская фигуристка, 3-кратная Олимпийская чемпионка (1972, 1976, 1980) в парном спортивном катании. В 1980-м весь мир обошли кадры Родниной, плачущей на пьедестале Лейк-Плэсида во время исполнения национального гимна.