– Ясно. Вернувшись, вы не заметили ничего необычного, отклоняющегося от нормы?
Элси широко раскрыла свои голубые глаза.
– О нет, инспектор, ничего. Все было, как всегда. Вот это-то и ужасно.
– А неделю назад?
– Вы имеете в виду тот день, когда миссис Симмингтон…
– Да.
– Ох, это было ужасно… ужасно!
– Да, да, я знаю. Тогда вас тоже не было дома?
– О да. Мы с мальчиками после обеда всегда идем на прогулку, если, конечно, хорошая погода, а уроками занимаемся с утра. Тогда мы ходили на вересковое поле и чуть не опоздали домой. Когда мы подходили к воротам, было уже без десяти пять, и я увидела на другом конце улицы мистера Симмингтона, возвращающегося из, конторы – а у меня и вода на чай еще не была поставлена.
– Наверх к миссис Симмингтон вы не пошли?
– Нет, этого я никогда не делала. Она всегда после обеда отдыхала. У нее случались приступы невралгии – чаще всего после еды. Доктор Гриффит прописал ей какие-то порошки. Обычно она ложилась и старалась уснуть.
– Значит, почту наверх ей никто не приносил? – небрежным тоном спросил Нэш.
– Вечернюю почту? Нет. Возвращаясь домой, я всегда заглядываю в ящик и кладу письма на столик в холле. Но миссис Симмингтон часто сама спускалась вниз и вынимала их из ящика. Она ведь не все время спала – обычно около четырех она уже бывала на ногах.
– Вам не показалось, что что-то неладно, когда в тот день она все еще не встала?
– Нет, мне это и в голову не пришло. Мистер Симмингтон как раз вешал пальто в холле, я извинилась перед ним: «Чай еще не готов, но вода уже закипает», он кивнул и позвал: «Мона! Мона!», а когда миссис Симмингтон не ответила, пошел наверх в ее спальню. Для него это должно было быть страшным шоком! Он позвал меня, я прибежала, и он сказал мне: «Уведите детей!», а потом позвонил доктору Гриффиту. Мы совершенно забыли о чайнике – у него даже дно прогорело. Боже, это действительно было ужасно! А ведь еще за обедом она была такой спокойной и веселой!
Неожиданно Нэш спросил:
– А что вы сами думаете о том письме, которое получила миссис Симмингтон?
Элси ответила с возмущением:
– О, по-моему, это была мерзость… настоящая мерзость!
– Да, конечно, но я не это имею в виду. Была ли в нем какая-то правда?
Ответ Элси прозвучал уверенно:
– Нет, я не верю в это. Миссис Симмингтон была очень восприимчива… болезненно восприимчива, ей даже приходилось принимать всякие лекарства от нервов. И у нее были большие… ну, большие странности. – Элси покраснела, – такая мерзость должна была быть для нее страшным ударом.
Чуть помолчав, Нэш спросил:
– Вы и сами получали подобные письма, мисс Холланд?
– Нет, не получала.
– Вы уверены? Пожалуйста, – он поднял руку, – не спешите с ответом. Невелика радость получить такое письмо, это я знаю. Люди часто предпочитают отрицать, что это и с ними случилось. Но в данном случае очень важно, чтобы мы знали об этом. Не смущайтесь, нам ведь известно, что все эти письма сплошная ложь.
– Но я правда не получала таких писем, инспектор. Честное слово! Ничего подобного не было.
Она чуть не плакала, и ее «нет» звучало впрямь убедительно.
Когда Элси снова вернулась к детям, Нэш подошел к окну и, глядя наружу, проговорил:
– Вот тебе и на! Говорит, что не получала никаких анонимок, и похоже, что говорит правду.
– Она не лжет. Уверен, что не лжет.
– Гм, – буркнул Нэш. – Чертовски хотел бы знать, почему она их не получала.
– Это красивая девушка, не так ли?
– Более чем красивая.
– И то верно. Прямо скажем – красавица. К тому же молодая. Для той, кто пишет анонимки, – цель лучше некуда. Почему же именно ее эта женщина пощадила?
Я только пожал плечами.
– Знаете, это любопытно. Надо будет сказать Грейвсу – он ведь спрашивал, знаем ли мы кого-то, определенно не получавшего анонимок.
– Это уже второй человек, – сказал я. – Вспомните, что Эмили Бартон тоже их не получала.
Нэш негромко засмеялся.
– Не всему верьте, что слышите, мистер Бертон. Мисс Эмили получила анонимку – и не одну!
– Откуда вы знаете?
– От ее верного дракона, у которого она сейчас живет, – ее бывшей горничной и кухарки, Флоренс Элфорд. Вот та-то высказала все, что думает! Требовала, чтобы мы живьем содрали кожу с той, кто это пишет, как только поймаем ее.
– Зачем же мисс Эмили утверждала, что не получала никаких писем?
– Да как вам сказать. Особо нежными выражениями эти письма не изобиловали, а мисс Бартон всю жизнь избегала всего грубого и непристойного.
– Что было в ее письме?
– Обычные вещи, в ее случае просто смешные. Помимо всего прочего, обвинение в том, что мисс Эмили отравила мать и большую часть сестер.
Я спросил недоверчиво:
– Надеюсь, вы не считаете, что эта опасная сумасшедшая ходит между нами, а мы так и не поймаем ее на крючок?
– Поймаем, – угрюмо ответил Нэш. – Напишет на одно письмо больше, чем следовало бы.
– Помилуй бог, не хотите же вы сказать, что она будет продолжать свою ядовитую писанину – особенно теперь!
Нэш посмотрел на меня.
– Будет, конечно же, будет. Понимаете, теперь она уже не может перестать, это стало манией. Письма будут приходить и дальше, в этом можете не сомневаться.
Прежде чем уйти от Симмингтонов, я пошел посмотреть, как там Миген. Она была в саду и выглядела уже нормально. Меня она встретила даже довольно весело.
Я предложил ей снова побыть у нас несколько дней, но она, мгновенье поколебавшись, покачала головой.
– Это очень мило с вашей стороны, но я, пожалуй, останусь здесь. В конце концов, это… ну, это ж мой дом. И я могу немного помочь мальчикам.
– Хорошо, – сказал я, – как хотите.
– Ну, так я лучше останусь дома. А мне можно будет… можно будет…
– Что? – спросил я.
– Если случится что-нибудь плохое, можно будет позвонить вам, чтобы вы пришли?
Меня это тронуло.
– Разумеется. Только что же может случиться плохого?
– Не знаю, – она неуверенно посмотрела на меня. – Здесь все время творится что-то неладное, вам не ка жегся?
– Ну, и хватит уже! – сказал я. – И больше чтоб не смели находить никаких трупов. Совсем неподходящее для вас занятие.
Она мимолетно улыбнулась мне.
– Что нет, то нет. Совсем вышибло меня из седла. Не очень мне хотелось оставлять ее там, но в конце концов, как она и сказала, это был ее дом. К тому же я, предполагал, что Элси Холланд будет теперь чувствовать ответственность и за нее.
Мы с Нэшем отправились в «Розмарин». Пока я рассказывал Джоан о своих утренних переживаниях, Нэш побеседовал с мисс Партридж. Вскоре он присоединился к нам, но лицо его выглядело не слишком довольным.
– Мало толку. Судя по тому, что она говорит, Агнес сказала только, что ее что-то беспокоит, что она не знает, что делать, и хотела бы посоветоваться с мисс Партридж.
– Мисс Партридж об этом кому-нибудь упоминала? – спросила Джоан.
Нэш с досадой кивнул.
– Да, сказала миссис Эмори, вашей уборщице, что-то в том духе, что некоторые девушки просят совета у своих старших знакомых, а не подумают о том, что могли бы и сами решить свои проблемы! Ну, и о том, что Агнес в общем-то девушка милая и умеет себя вести, хотя пороха, конечно, не выдумает.
– Себя-то мисс Партридж ценит высоко, – пробормотала Джоан. – А миссис Эмори, надо полагать, разнесла это по всему городку?
– Разумеется, мисс Бертон.
– Меня все время удивляет одна вещь, – отозвался я. – Почему автор анонимок включил в число своих адресатов мою сестру и меня? Мы здесь чужие – никто не мог питать против нас зла.
– Вы не учитываете склад ума таких людей: будь то Петр или Павел – им все мешают. Можно сказать, что их ненависть обращена против всего человечества.
– По-моему, – заметила Джоан, – именно это имела в виду и миссис Калтроп.