– Говорят, тело нашла Миген Хантер. Для нее это должно было быть страшным потрясением.
Я довольно строго заметил:
– И было.
– Приятного тут мало – это я могу себе представить. А что касается нервов, они у нее, на мой взгляд, и так неважные, а это могло еще добавить.
Я внезапно решился. Мне нужно было получить уверенность.
– Скажите, мисс Гриффит, это вы уговорили вчера Миген вернуться домой?
– Ну, «уговорила» это слишком сильно сказано.
– Но что-то в этом смысле вы ей говорили? – продолжал я наступление.
Эме Гриффит посмотрела мне в глаза и, став в защитную стойку, ответила:
– Ни к чему это – если, конечно, она хочет честно выполнить свой долг. Она молода и не знает, что дает повод к лишним сплетням, и я сочла своим долгом дать ей это понять.
– Сплетням? – взорвался я, потому что это меня здорово задело и спокойно продолжать я уже не мог.
Эме, однако, вела свое с характерной для нее самоуверенностью:
– До ваших ушей все эти здешние сплетни не доходят. До моих – доходят. Я знаю, что говорят люди. Разумеется, я и на мгновенье не поверю, что в этом что-то есть – даже на мгновение! Но вы же знаете людей – уж если они могут плеснуть на кого-то грязью, то обязательно плеснут! А для девушки, которой приходится самой зарабатывать себе на жизнь, это немаловажно!
– Зарабатывать себе на жизнь? удивленно спросил я.
Эме продолжала:
– Ситуация для нее, разумеется, нелегкая, но я думаю, что она вела себя совершенно правильно. Не могла же она взять расчет и бросить детей без присмотра. Она была великолепна – просто великолепна. Это я каждому готова сказать! Но положение у нее щекотливое, и косточки перемывать ей люди будут!
– О ком вы это говорите? – спросил я.
– Об Элси Холланд, о ком же еще, – нетерпеливо ответила Эме – На мой взгляд, это милая, заботливая девушка, и она только выполняла свой долг.
– А что же о ней говорят?
Эме Гриффит засмеялась Мне ее смех показался довольно неприятным:
– Говорят, что она подумывает уже, как бы стать преемницей миссис Симмингтон
Что она так и трясется, как бы это стать в доме незаменимой и утешить вдовца.
– Но, – сказал я с ужасом, – ведь миссис Симмингтон всего неделю назад как умерла
Эме пожала плечами.
– Конечно же Это абсурд, но вы же знаете людей! Эта Холланд молода и привлекательна – и им этого достаточно! К тому же быть гувернанткой – не такое уж счастье для девушки! Не вижу ничего дурного, если и ей хочется иметь свой дом и мужа, танцующего под ее дудочку
– Разумеется, – продолжала она, – Дик Симмингтон обо всем этом и понятия не имеет. Он все еще ходит, как с креста снятый, и не пришел в себя после смерти Моны. Но вы же знаете мужчин! Если девушка будет все время рядом с ним, будет заботиться о его удобствах, любить его детей – он к ней привыкнет и не сможет без нее обходиться.
Я проговорил спокойно:
– Стало быть, вы думаете, что Элси Холланд хочет поймать его?
Эме покраснела
– Вовсе нет. Мне просто жаль ее – из-за всех этих разговоров. Вот поэтому-то я и сказала Миген, что ей лучше вернуться домой. Так выглядит приличнее, чем когда Дик Симмингтон один во всем доме с молодой женщиной.
Я начал ее понимать.
Эме засмеялась своим обычным, бодрым смехом.
– Для вас, наверное, неприятный сюрприз, мистер Бертон, когда вы слышите, что думает наш милый, любящий посплетничать городок. Могу вам сказать: тут всегда думают самое худшее!
Она снова засмеялась, кивнула мне и крупными шагами ушла.
С мистером Паем я встретился у церкви. Он разговаривал с Эмили Бартон, раскрасневшейся и сильно взволнованной.
Со мной Пай поздоровался с явным удовольствием:
– Доброе утро, доброе утро, Бертон! Как поживает ваша милая сестрица?
Я уверил его, что Джоан чувствует себя великолепно.
– Но к нашему лимстокскому парламенту решила не присоединяться? Мы все тут прямо вне себя от такой новости. Убийство! Настоящее убийство, как в лондонских вечерних газетах! И притом у нас! К сожалению, это не убийство в великосветском стиле. Убогое, грубое убийство маленькой служаночки. Ничего особенного для истории криминалистики, но неоспоримо – новость.
У мисс Бартон голос дрожал:
– Это ужасно… воистину ужасно! Мистер Пай обернулся к ней:
– Но для вас, дорогая моя, это переживание, настоящее переживание. Признайтесь: вы не одобряете это, плачете, но все равно, это сенсация. Ничего не поделаешь, это и есть сенсация!
– Такая милая девочка, – вздохнула Эмили Бартон. – Пришла ко мне прямо из приюта святой Клотильды. Ничего не умела даже в руки взять, но слушалась во всем советов и стала девушкой что надо, приятно посмотреть. Мисс Партридж на нее во всем могла положиться.
Я поспешно вставил:
– Вчера вечером она должна была прийти к мисс Партридж на чай, – и, обернувшись к Паю, добавил:
– Полагаю, Эме Гриффит говорила вам об этом.
Сказано это было естественным, разговорным тоном, и Пай ответил без подозрения:
– Да, что-то упоминала об этом. Насколько я помню, говорила, что для нее новость, когда служанки позволяют себе пользоваться телефонами своих хозяев.
– Мисс Партридж и во сне не пришло бы в голову сделать что-то подобное, – взволновалась мисс Эмили, – и странно, что это позволила себе Агнес.
– Это вы отстали, дорогая моя, – сказал Лай. – Мои слуги непрерывно пользуются телефоном, так что крик по всему дому стоит, пока я, конечно, не взорвусь. Но часто я этого себе позволить не могу: Прескотт – изумительный повар, хоть характер у него и нелегкий, а его жена – отличная экономка.
– Это верно, все говорят, что вам повезло с ними.
Я вмешался, не желая допустить, чтобы разговор свелся к обсуждению сравнительных достоинств слуг.
– Слух об убийстве разошелся тут, как молния, – заметил я.
– Что да, то да, – кивнул Пай. – Мясник, пекарь, да нет уже места, где не вели бы об этом разговоров! Ах, беда! Конец Лимстоку! Анонимные письма, убийства, рост преступности!
Мисс Бартон нервно проговорила:
– Но ведь никто же не думает… никто не считает, что… что эти вещи могут быть связаны.
Пай подхватил эту мысль:
– Любопытная комбинация фактов. Девушка что-то знала и поэтому ее убили. Да, да, звучит весьма обещающе. Интересно, как это пришло вам в голову!
– Я… я этого не вынесу!
Выкрикнув это, мисс Эмили повернулась и поспешила прочь.
Мистер Пай смотрел ей вслед, и на его лице херувима застыла довольно странная гримаса. Потом он снова обернулся ко мне и слегка покачал головой.
– Чувствительная душа. Очаровательная старушка, не правда ли? Настоящий музейный экспонат. Знаете, она даже не принадлежит к своему поколению, она на поколение старше. Мать у нее была женщиной с железным характером и семью свою держала на уровне 1870 года. Я бы сказал, что они жили, словно под стеклянным колпаком. Я всегда с удовольствием гляжу на так хорошо сохранившиеся памятники прошлого.
Мне не хотелось говорить о музейных экспонатах ни в прямом, ни в переносном смысле.
– А что вы на самом деле обо всем этом думаете? – спросил я.
– Что вы имеете в виду?
– Анонимные письма, убийство…
– Нашу местную волну преступности? А вы что думаете?
– Я первый спросил, – возразил я с милой улыбкой. Мистер Пай спокойно ответил:
– Как вы знаете, я изучаю разные отклонения от нормы. Меня это занимает. Люди, на которых это совсем непохоже, делают иногда фантастичнейшие вещи. В данном случае я посоветовал бы полиции: изучайте характеры. Перестаньте сравнивать почерки и изучать под микроскопом отпечатки пальцев. Вместо этого следите, что человек делает со своими руками, какие у него мелкие привычки, как он ведет себя за едой, не случается ли ему рассмеяться без всякой причины. Я поднял брови.
Безумец?
Псих, настоящий псих, – сказал Пай и добавил: