— Она обедает в другом месте, — сказал он. — А ваш муж?
— Он не вернется раньше одиннадцати.
Он. предложил ей пойти в Brasserie 6 «Лорэн».
— Это в нескольких минутах ходьбы отсюда. — Она была рада, что он не выбрал более шикарное, более яркое и шумное место. Спокойная буржуазная обстановка brasserie внушала ей доверие. Хотя ей самой почти не хотелось есть, она с удовольствием смотрела, как развозили кислую капусту на старой удобной тележке. Эту тележку, наверно, использовали еще со времен войны. В меню было очень много названий. Они читали его долго-долго, все сильнее ощущая пугающую интимность обеда вдвоем. Когда подали заказ, они одновременно заговорили:
— Мне трудно было даже представить...
— Смешно, как это все случается в мире, — добавил он. Сам того не желая, он будто тяжелой плитой придавил этот разговор.
— Расскажите мне про своего деда, консула.
— Я никогда его не видел, — сказал он.
В парке, на скамейке, говорить было намного легче, чем здесь, на ресторанном диване.
— Почему ваш отец уехал в Америку?
— Жажда приключений, наверное, — ответил он. — И, вероятно, та же жажда приключений вернула меня обратно в Европу. Америка, во времена юности моего отца, ассоциировалась с кока-колой и лозунгом: «Время— жизнь». Но сейчас все уже не так.
— И вы нашли приключения? Ой, как глупо, что я об этом спрашиваю. Конечно же, вы женились здесь.
— Нет. Я привез жену с собой... Бедная Пейшенс.
— Бедная?
— Она без ума от кока-колы.
— Но кока-колу и здесь можно купить, — в этот раз она намеренно сказала глупость.
- Да.
Подошел официант и спросил, какое вино они будут заказывать.
— «Sancerre». Если вы не против, — обратился он к ней.
— Я плохо разбираюсь в винах, — сказала она.
— Я думал, все французы...
— Этим занимаются наши мужья.
Теперь он почувствовал тайную боль. Между ними была уже не только его жена, но и ее муж, будто вчетвером сидели они на диване: на некоторое время sole meuniere 7 позволило им не разговаривать. Но и молчание не спасло: два призрака совсем не хотели уходить; они так и остались бы, но женщина нашла в себе смелость снова заговорить:
— У вас есть дети? — спросила она.
— Нет, а у вас?
— Нет.
— Вы жалеете об этом?
— Мне кажется, всегда жалеешь, когда упускаешь что-то.
— Я рад, что не упустил сегодня парк Монсо.
— Да, я тоже рада.
Они снова замолчали. Но теперь им было спокойно и уютно: призраки исчезли и оставили их вдвоем. Их пальцы случайно соприкоснулись над сахарницей (они заказали землянику). Им совсем не хотелось задавать никаких вопросов; им казалось, что они знали друг друга лучше, чем кого-либо еще. Это было похоже на счастливый брак: они уже узнали все друг о друге, прошли испытание ревностью и теперь, достигнув зрелого возраста, обрели спокойствие. Из врагов остались лишь время и смерть. В конце обеда принесли кофе; и это напомнило, что время идет. Во всем остальном им повезло. Их не оставляло чувство, словно они прожили вдвоем целую жизнь, которая, как у бабочек, измерялась часами.
Мимо прошел старший официант.
— Похож на владельца похоронного бюро, — сказал мужчина. — Да, — согласилась она.
Он оплатил по счету, и они вышли. Это была предсмертная агония, и они были слишком слабы, чтобы долго сопротивляться ей. Он спросил:
— Я могу проводить вас до дома?
— Лучше не надо. Правда, не надо. Вы живете так близко...
— Мы могли бы выпить что-нибудь на террасе? — предложил он. Грусть сжимала его сердце.
— Нам это уже не поможет, — сказала она. — Вечер был прекрасным. Tu es vraiment gentil 8. — Она слишком поздно заметила, что произнесла «tu», и понадеялась, что он не очень-то хорошо знает французский и едва ли это заметил.
Они не обменялись ни адресами, ни телефонами, потому что просто не посмели этого предложить: слишком поздно они встретились. Он нашел ей такси, она села в машину и, проехав под освещенной яркими огнями аркой, скрылась из глаз. Он медленно побрел домой по Рю дэ Жоффрэ. То, что в молодости считают трусостью, в зрелом возрасте называют мудростью, но и за мудрые поступки порой бывает стыдно.
Мари-Клэр подошла к дому; двери открылись перед ней сами, и Мари-Клэр, как всегда, вспомнила аэропорт. Лифт поднял ее на шестой этаж, она открыла дверь своим ключом; в глаза бросилась висевшая перед дверью картина: нечто абстрактное в резких, жестоких ярко-красных и желтых тонах. Она испугалась, будто увидела картину впервые.
Мари-Клэр сразу же прошла в свою комнату, ступая так мягко и тихо, как только могла, и села на свою односпальную кровать. Сквозь стену она слышала голос мужа и смех. «Интересно, кто с ним сегодня — Тони или Франсуа?» — подумала она. Это Франсуа нарисовал абстрактную картину, а Тони (он танцевал в балете) всегда заявлял, особенно в присутствии посторонних, что именно с него слепили маленький каменный фаллос 9. Фаллос с нарисованными глазами, действительно похожий на Тони, стоял на почетном месте в гостиной. Она начала раздеваться. За стеной трещали голоса, а к ней вернулись воспоминания о парке Монсо и тележке с квашеной капустой в Brasserie «Лорэн». Если бы ее муж слышал, что она пришла, он бы тотчас приступил к действию: он получал особое удовольствие, когда знал, что она — свидетель. Голос за стеной произнес с упреком: «Пьер, Пьер». Пьер — для нее это имя было новым. Она протянула руку над туалетным столиком, чтобы снять кольцо,. и замерла, подумав о сахарной пудре для земляники, но за стеной послышались негромкие взвизгивания и смешки, и сахарница превратилась в фаллос с нарисованными глазами. Она легла, заткнула уши восковыми шариками, закрыла глаза и подумала, что все могло бы быть по-другому, если бы пятнадцать лет назад она сидела в парке Монсо и смотрела, как мужчина из жалости убивал голубя.
9
Фаллос (гр. phallos) — мужской половой орган, а также его изображение, обоготворяющееся некоторыми народами, как символ оплодотворяющего или рождающего начала.