Елена уже торопилась: «Зимний день короток, темнеет рано, а кто знает, в какое время пройдет состав? Ночью, и все. Надо поспешать!»
Достав из-под печи дырявую жестяную тарелку, она — в курмушке и в мятом платье — вышла на крыльцо, позвала с улицы Зойку:
— Доченька, сходи к дяде капитану, который у тети Тони, скажи, мама просит угольков для утюга.
Накануне они перебирали содержимое сундучка, и Зойка, увидев платье в клетку и плюшевую курмушку, попросила:
— Мам, надень! Пожалуйста!
— Вот будет весна и праздник, тогда и надену, — ответила Елена.
— А что, сегодня весна? — спрашивала Зойка, оглядывая мать и не двигаясь с места. — И праздник, да?
— Как принесешь угли, я и расскажу, какой у нас с тобой сегодня большой праздник.
Зойка побежала по снегу через двор. Отодвинув доску, пролезла в щель в загородке. Она тоже изменилась за те четыре дня, которые у них жил Иван. Стала бойчее, задиристее. Охотно бегала на улицу, хвастала перед ребятишками, что к ней приезжал папка и что он уехал на фронт лупить фашистов, а как всех перелупит, так вернется. Ваську Кочергина разговором не удостаивала, показывала ему язык и дразнила:
— Васька-бурдаська! Васька-бурдаська!
День был необычно теплый. От обнажившейся картофельной грядки на огороде даже подымался парок. Торчали из-под осевшего рыхлого снега капустные кочерыги. Елена подставила солнцу лицо.
«Теплынь. Хорошо. Надену плюшевую курмушку», — окончательно решила она.
Вернулась Зойка. Еще издали закричала:
— Мам, дядя капитан говорит, что ни про какие угли не слыхивал! Такой большой — и не слыхивал. Я сама их нашла. В чугуне перед печкой.
Поставив тарелку с углями на крылечко, они собирали у поленницы щепки. Потом Елена в сенцах раздувала утюг, долго махала им, чтоб разгорелись угли. Зойка же, сбросив пальтишко и полушалок, сидела в кухне у стола на своей высокой табуретке и терпеливо ждала, когда мать начнет гладить платье и расскажет про весну и праздник.
Елена вошла, сняла с самовара конфорку, поставила на нее утюг. Скинув с себя платье, стала расстилать на маленьком Зойкином одеяльце.
— Ну… мам? — не выдержала Зойка.
— Сегодня мы с тобой откроем ежевичное варенье! Поняла?
— Варенье, варенье! — Зойка подпрыгивала, била ладошками по столу. — А когда? Вечером?
— Ничего-то ты не поняла. — Елена присела на корточки, поцеловала ее ручонки. — Радость у нас, доченька. Сегодня ночью папка мимо нашей станции поедет. Вот я и собираюсь встречать его. — Она помолчала, задумавшись, и добавила: — И провожать тоже… Если эшелон долго стоять будет, тогда, может, папка придет на тебя поглядеть, — сказала она еще, но уже совсем другим, печальным голосом.
Зойка давно научилась понимать, когда с матерью можно поболтать, а когда нет. Сейчас — нельзя. Сейчас мама опять задумалась и замолчала — так, что Зойке даже трудно сползти с табуретки и уйти: боязно стукнуть. И Зойка никак не может понять, почему, если праздник, если приедет папка, если они откроют ежевичное варенье, почему тогда мама вдруг так задумалась и замолчала? Улучив момент, когда мама с ковшом отошла к бочке с водой, Зойка потихоньку сползла с табуретки и убежала. В зале она отвинтила от кровати шарик.
Шарик, может, самая интересная игрушка. В нем есть дырка, в которую хочешь — дуй, а хочешь — кричи. Если шарик покатить, он застучит по полу часто-часто. Это он поет стукотку — такую веселую песенку. Зойка очень любит играть с шариком. Но отвинчивать его решается, когда мамы нет дома или когда она о чем-то думает.
Отвинтив шарик, Зойка на цыпочках прокралась в спальню, опустила на дверях забранные тесемкой цветастые ситцевые занавески.
В своем детском одиночестве Зойка научилась играть в маму. Она становилась мамой, а ее тряпичная кукла Ольга — Зойкой. Зойка-мама говорила Зойке-кукле все, что говорила настоящая мама. Но мама говорила мало, и, чтобы игра не кончалась так скоро, Зойка придумала под конец валить куклу на бок.
— А, ты все не так делаешь, — говорила она при этом. — Давай снова да ладом!
Игра повторялась. Повторялись и слова. Зойка произносила их по многу раз с разными интонациями — то строго, то ласково, то равнодушно. Это она тоже придумала, чтобы дольше и интереснее играть. Вот и сейчас, усевшись поудобней, разглаживая шариком, как утюгом, лоскуток, Зойка-мама говорила Зойке-кукле: