Что я еще мог сказать? Ничего! Одно только расстройство. Сам же все и испортил. Не будь нашего глупого покушения и, глядишь, Куропаткин бы не давал такую установку, а его человек не был бы так категоричен. В общем — провал.
Весь тротил я, конечно же, отдал. Тот, что имелся в малом количестве в подвале офиса. И после ухода полковника со злости распинал стеллажи в подсобке, разбил самым малым минометом, как простой дубиной ящики с муляжами. А потом и его самого швырнул в стену, вымещая бессильную ярость на бездушных предметах. Весь день потом ходил смурной и хмурый, пугая своих подчиненных и отбивая им всякую охоту со мной встречаться. Ходили как тени по коридорам и, казалось, даже не дышали.
В Новгород пришлось скататься на следующий день и передать десять пудов уже готовой к употреблению взрывчатки. Химики мои попали под надзор охранки, но оборудование по счастью у них не изъяли. Его мы отправили в нашу главную химическую лабораторию в Питере — там оно пригодится. А рецепт изготовления тротила я зажал, и делиться с военными отказался наотрез и весьма грубо. Им надо — вот пусть они и догадываются как надо делать. Или у немцев рецептуру покупают.
Мишка, когда узнал о моем обломе, лишь покивал головой, показывая, что другого решения он и не ожидал. И потому махнул на дебила из ГАУ рукой — война с японцами все расставит по своим местам и военные сами потом на нас выйдут. Оружие ведь и в самом деле очень эффективное и героическая оборона Порт-Артура это покажет. Ну а пока…, пока мы чуть притормозим это направление. На коротком совете было решено изготовить пять десятков минометов разных калибров и при моем отбытии в Порт-Артур забрать их с собой. Там-то они точно пригодятся. Там же я налажу производство тротила и боеприпасов. Если позволят, то легально, если нет, то Китай недалеко. Там после боксерского восстания творится черт знает что и можно хоть атомную бомбу делать — некому до этого нет дела. Только откупайся от местных властей взятками, да подарками. Ну а если они еще узнают, что боеприпасы изготавливаются против японцев в грядущей войне, то возможно сами предложат всестороннюю помощь. Японцев там очень сильно не любят.
Прошло несколько дней. Поп Гапон ко мне так и не явился. Я ждал его каждый день, думал как отвадить его от нашего профсоюза. Не находил себе места. Даже сходил на его проповедь и вот что интересно — он меня впечатлил. Худощав, высок, с причесанными назад длинными волосами и аккуратной бородкой как у Христа с икон он зажигал своих прихожан. Мастерски владел массой, проповедовал им с силой и пылом, способным зажечь самое заскорузлое сердце. Он чувствовал толпу и способен был дать ей то, что она хотела услышать. Недаром он прославился по Питеру — масса народа стремилась попасть на его проповеди. И даже мне стоило немалых усилий, чтобы оказаться поближе к нему. Он громко вещал с амвона почти не заглядывая в Священное Писание, воздевал руки к небу и к толпе, взывал к сильным чувствам праведного гнева и к обостренной справедливости. Стоит сказать правду — большевики врали и Гапон не выскочка. У него на самом деле имелся талант воздействия на людей. Такой заговорит кого угодно… даже Шабаршина.
Я дослушал его до конца, не посмел развернуться и уйти. Со всех сторон простой рабочий и городской люд, смотрели на Гапона снизу вверх, внимали его жарким словам. Он меня заметил, узнал, но не позволил себе сделать мельчайшую паузу и показать мне, что желает поговорить со мной. Наоборот, казалось, он даже увеличил ярость своей проповеди. Возвысил голос, взмахнул рукой и рубанул правду-матку из Писания:
— Да сказано же — «Кто затыкает свое ухо от вопля бедного, тот и сам будет вопить и не будет услышан!».
И вроде бы цитата взята из Библии, но поднесена она Гапоном так, что очень уж она понравилась присутствующим на службе. Кто-то закивал согласно, кто-то шепотом высказался:
— Доведут скоты до ручки, всем петуха пустим…
Все-таки я не стал дослушивать проповедь до конца. Постарался как можно незаметнее выйти. Аккуратно протиснулся меж людей, поработал локтями и со вздохом облегчения вышел наружу — воздух в церкви оказался сильно спертым. Поймал открытую пролетку и, кутаясь в пальто, добрался до офиса. Где и погрузился в свое бумажное болото.
Гапон приперся ко мне на третий день. Особо не скрываясь, со всеми чинно здороваясь, иногда останавливаясь, чтобы перекинуться парой фраз с особо нуждающимся. Смиренно постучал в дверь, дождался моего разрешения и вошел, ослепляя помещение массивным золотым крестом, болтавшимся на тощей шее. Осмотрелся настороженно, затем, осмелев, прошел и умостил свой зад на стуле прямо напротив меня.