— Я услышала вас, господин Рыбалко. Ваш патриотический порыв похвален — не всякий купец решит своим капиталом помочь государству, и ваше стремление я нахожу просто замечательным. Двести тысяч большие деньги, но позвольте полюбопытствовать, как именно вы желаете ими распорядиться? На какие цели вы их хотите потратить?
Ну вот, это уже кое-что. И хоть она мне не поверила про предстоящую войну, но возможность вложить частные средства в оборону дальних рубежей страны ей понравилась. И с этого момента наш разговор перешел на чисто деловые рельсы. Загибая пальцы, я ей расписал, каким я вижу свое участие в усилении Порт-Артура. И про свои минометы, что я готов предоставить будущим защитникам и про радиостанции, и про возведение ДОТов и про производство «егозы», тротила и прочего, прочего, прочего. Вдовствующая Императрица слушала меня внимательно, изредка перебивала по делу, вставляя комментарии. Наконец, через почти час нашей беседы, она стала замечать, что я рассуждаю о предстоящей войне не в общих чертах, а вполне конкретно, ловила меня на оговорках. Я вдруг, как это обычно у меня бывает, обмолвился, что адмиралу Макарову вместе с известным художником-баталистом Верещагиным суждено погибнуть в холодных водах Тихого Океана как она волевым жестом, прервав мои измышления, сурово спросила:
— Вы что же, прорицатель, господин Рыбалко?
— Упаси боже, — слишком уж эмоционально запротестовал я, — ни в коем случае!
— Почему же вы так уверены в этом? Почему адмирал должен погибнуть? Вы что-то знаете?
— Нет, Ваше Величество, не знаю. Но смею предположить, что если ситуация не будет меняться, то это станет неизбежным. Японцы очень коварны и безжалостны, а гибель Макарова развяжет им руки возле Корейского полуострова.
— А что тогда с Верещагиным? Он тоже будет мешать японцам? — прижала она меня к стенке. И посмотрела на меня так жестко, требовательно, так, как это умеют делать только лишь властьпридержащие. — Ну-ка, голубчик, сознавайтесь. Мне кажется, что вы что-то не договариваете. Адмирал погибнет… Как? Не сметь врать!
— Нет, никак нет, я этого не знаю наверняка. Только логические выводы, — стал упрямо отпираться я, но императрицу этим финтом я не провел. Она мне не поверила. Сдвинула брови, посмотрела на меня тем взглядом, от которого потом меняются судьбы людей и жестким, металлическим голосом в котором очень сильно прорезался датский акцент, припечатала:
— Вы говорите мне неправду. Мне врать нельзя. Подумайте, прежде чем вы еще раз откроете рот. Ну? Каким образом должен погибнуть адмирал?
И тут я «заметался». Я закрутил головой, дернул нервно воротник, судорожно сглотнул. Мария Федоровна давила на меня, «схватила» за самое яблочко. Ее питонья хватка душила меня, лишала маневра и силы воли. У нее оказалась удивительная интуиция, если по моим мимолетным фразам, на которые другие и внимания-то не обратят, она вдруг смогла ухватиться за самое главное. И настойчиво потянуть, распутывая невероятный клубок.
— Откуда вы знаете, что адмирал погибнет? — снова задала она мне вопрос тоном, от которого у простого обывателя холодеет в душе.
Я еще раз оттянул ворот сорочки — дурацкий галстук душил. Потом сглотнул. Как мог тянул время, пытаясь хоть что-то придумать. Не знаю, во что она сможет поверить — в мистику ли, в черта ли, но вот в путешествие во времени она мне не поверит точно, а запросто посчитает, что я над ней издеваюсь. Я был в тупике из которого не видел выхода.
— Я жду… — этот голос не сулил мне ничего хорошего. И он тянул из меня жилы. Наконец, находясь в жутком цейтноте, я вымолвил:
— Адмирал подорвется на мине. Почти в самом начале войны, — и добавил, — мне так видится.
Она пристально смотрела на меня. Красивая женщина, хоть уже и в годах, обладала удивительной цепкостью мысли и способностью потянуть за нужную ниточку. Казалось, она мне не верила, вглядывалась в мое лицо, но нет…, через какие-то мимолетные секунды, показавшиеся мне целой вечностью, она смягчила взор, и я понял, что мне повезло. Версия о моем даре предвидения принялась.
— Что ж, господин Рыбалко, значит, вы всего лишь можете видеть грядущее? И как далеко вы можете заглянуть? А вы можете сказать, что будет завтра? Или нет, знаете, что? Скажите-ка мне лучше, когда у Императора появится наследник? — высказала она мне таким тоном, что я понял — она надо мной просто издевается. И на самом деле не очень-то верит моему дару. Что ж, можно было бы и подыграть, соскочить с этой темы, но черт меня дернул за язык:
— Наследник у Императора скоро появится. Будет единственный сын, назовут Алексеем. У него в младенчестве обнаружится гемофилия. Но он не погибнет и выживет, но это будет доставлять ему очень большие неудобства… Мне очень жаль.