— Вот ты мне скажи, ты и я «благородия»? — и сам же отвечал, — Благородия! А солдат нас не уважает! Не уважает! Боится — да! Но не уважает. Он нас презирает. Я сегодня Лемехову в рыло дал, за то что морду свою кривил. Я под ружье его на три часа поставил. И знаешь что? Ты думаешь, он потом меня уважать стал? Нет! Я потом ему еще раз рыло дал, собаке. Будет знать как на офицера смотреть без уважения.
Его сосед, такой же как и он подпоручик, пьяно кивал и почти не слушал. На его коленях сидела ярко напомаженная барышня и он увлеченно тискал ее за грудь. Та ойкала, хихикала и жеманно кривлялась, всем своим видом показывая как ей это нравится. Потом подпоручик запустил руку ей под пышную юбку и с возбужденным ржачем ущипнул за ляжку.
— И не говори, Андрей Андреич, — вторил ему Иванов. — Солдат нынче пошел дерзкий, никакого уважения к начальству не имеет. Тот же Лемехов. Я ему третьего дня так в морду дал, что он даже упал. И что? Думаешь его это образумило? Ничуть!
— Вот и я говорю, что солдат бить надо. Солдат должен иметь уважение к нам господам и не сметь дерзить. А Лемехова, если он опять на меня косо посмотрит, то я его на губу сошлю. Пущай помаринуется, сука. Как вы считаете, Василий Иванович?
— Как ты слишком жестоко со своими подчиненными обходитесь, — признаться, я уже был порядочно захмелевшим. Но пока еще мог говорить внятно. — Бить солдата, — я мотнул головой, — нет, считаю, что это слишком. Подумаешь, посмотрел криво.
— Нет, Василий Иванович, — взвился Кузнецов, — вы не правы. Солдат должен бояться своего офицера. Только офицер знает, как надо служить солдату, только офицер может им командовать. Без офицера солдат ноль!
— И только офицер может сгноить солдата на губе, — продолжил я гнуть свою линию.
— Если за дело, то может, — чересчур уж энергично кивнул подпоручик. — А если мне солдата в бой вести, а он мне дерзить будет? Какая же тут война.
— А если вы его в бой поведете, а он вам в спину стрельнет? — в свою очередь ответил я.
Он даже не смог мне сразу ответить. Пьяно уставился на меня, казалось даже, от крамольной мысли слегка протрезвел. Затем спросил:
— Зачем ему в меня стрелять? Как можно?
— А за то, что ты ему все время по щам. Да на губу через день, да опять по щам. Солдат от такого обращения звереет. С ним надо без рукоприкладства. Строго по закону, ни более. Тогда и солдат будет знать, что его ожидает за проступок. А в морду за кривой взгляд это, извините, я считаю перебором.
— Да что вы знаете, Василий Иванович? Может мне еще и объяснять солдату какой у роты должен быть маневр?
— Да! Да, должен! Как говорил Суворов — «Каждый солдат должен знать свой маневр». Тогда и воевать он будет лучше. Вот я помню, когда служил, был у нас один сержант. Еврей, здоровый такой, морда шире этого стола. И злой, сука, духов любил бить. Каждый день их лупил, но делал это аккуратно, так чтобы синяков на морде не оставалось. Его все ненавидели и духи и деды. Гнилой был насквозь, подставить мог сослуживца за здорово живешь. И знаешь, что дальше было?
— Что?
— Деды разрешили духам темную ему устроить. И после отбоя ему накинули одеяло на голову и как следует отпинали. Он потом зубы свои по всей казарме собирал. И не посмотрели, что сержант и все могли под трибунал пойти, до того он всем надоел. И после этого он присмирел, а капитан, как узнал, сам ему врезал по морде. Потом звания лишил. Деды над ним потом весь остаток службы ржали, тот так и ходил один, никто с ним не общался.
Мой треп слушали все собравшиеся за столом. Я, пьяный, решил дать себе вольность и слегка вбросить собственную историю. Расслабился, так сказать. Конечно же, я совершенно отдавал себе отчет, что мой рассказ никак не вязался с нынешней действительностью, но мне захотелось так пошутить. История правдивая, единственное, что я изменил, так это национальность сержанта. В моем прошлом это был бурят. Здоровый, широкомордый, с кулаками-гирями и лошадиными зубами. С внутренней улыбкой я наблюдал за подпоручиками, как те морщат лоб. Кузнецов потом, придвинувшись вплотную, спросил:
— Я извиняюсь, Василий Иванович, а вы в какой армии служили? Во французской? Тогда может мы с вами парле франсе?