Еще несколько дней ушло на обустройство химической лаборатории. Васильев, старший из химиков, руководил процессом, расставлял столы и оборудование, распоряжался запасами. Цель, что я ему поставил, была одна — как можно скорее начать производство тротила и нарастить по максимуму объемы. И не смотреть на запасы сырья, я, если на то будет нужда, выделю сколь угодно денег и куплю все что надо. Хоть в России, хоть в Китае, если там найдется. Да хоть в той же Японии. А то ведь прав был адмирал Алексеев, четыре пуда в сутки слишком мало для наших нужд. Васильев просил дать неделю, чтобы начать работу.
Конечно же, я без разговоров дал ему требуемое время. И первый пуд он мне выдал по истечению этого срока. Прессованные таблетки мы складировали в деревянный ящик, уложенный изнутри вощеной бумагой, и опечатали. И вот тут встал вопрос, где же нам хранить эту взрывчатку? На общем складе слишком глупо, да и опасно. Тротил сам хоть и не взрывается, но зато горит весьма жарко, так, что хрен потушишь. Пришлось навестить местные органы правопорядка и решать эту проблему. В итоге решили так — все, что мы производим и все, что имеет отношение к взрывчатке, тротил ли, боеприпасы ли, остается в нашей собственности, но увозится храниться в участок, под замок, куда доступ обычным воришкам и поджигателям был ограничен. И получить имеющееся я мог только через полицмейстера и никак иначе. И отчитываться о расходе взрывчатке. То бишь, захоти я испытать свое новое оружие, то будь добр, извести об этом власти и таскай с собой повсюду наблюдающего полицейского или жандарма. И те будут вести учет. Геморрой, конечно же, но никуда от этого не денешься. Единственно, что выход тротила из химикатов они почему-то под контроль не поставили, что значительно нам облегчало жизнь. Но поставили возле дверей дежурить полицейского, который следил, чтобы ни грамма за пределы склада вынесено не было.
Через неделю мы накопили пятнадцать пудов прессованной взрывчатки. И пора бы нам уже приступить к снаряжению мин для наших будущих минометов, да вот беда — самих-то минометов у нас и не было. И стрелять было не из чего. Даже захоти мы (а мы озаботились и привезли в Артур около двух тысяч корпусов мин со взрывателями от малокалиберных снарядов) и начини боеприпасы, то все равно, отстрелять бы мы их не смогли. Поэтому приходилось ждать. Мишка прислал завуалированную телеграмму, из которой я понял, что они снова принялись за изготовление минометов. А на это уйдет время до нескольких недель. А затем отправка, и на этот раз поездом. А это еще полтора-два месяца. В общем, чтобы не терять время, я озадачился производством ручных гранат. Через Мурзина мы нашли литейную мастерскую, где я и затребовал изготовить пятьсот корпусов гранат по типу лимонки. Это было просто и изготовление элементарное, сложнее было с запалом. Но и это решилось не так чтобы трудно. Схему я помнил, от руки набросал чертеж, нашел в Артуре одного инженера и вместе с ним, мы за неделю сварганили с десяток штук. Сложнее было рассчитать длину фитиля, который играл роль замедлителя, но и с этим мы справились опытным путем. Отрезали нити стопина, поджигали и по секундам считали. Общепринятую задержку в четыре секунды я пока ставить не решился, а замедлил до десяти. Побоялся делать меньше на опытных образцах — безопасность важнее.
В общем, когда у нас все было готово и нам была необходима лишь взрывчатка, вдруг возникли небольшие сложности. Полицмейстер, сволочь, отказался мне выдавать мой тротил. Пришел Мурзин ко мне домой, и возмущенно-удивленно сообщил:
— Не дает он, Василий Иванович.
— То есть, как это не дает?
— Да вот так. Говорит, что не верит нам. Начитался про то, что вы социалист и либерал и боится теперь, что вы взрывать все вокруг будете.
— Он что, сбрендил? — удивился я.
— Не знаю, да только все одно, бумаги нам не подписывает, а без них я не могу ничего получить. Вояки в арсенале тоже руками разводят, говорят — раз нету бумажки, значит нету и вашей взрывчатки.
— Что за бред? Какой арсенал, он-то тут при чем?
— Я, Василий Иванович, понимаю так, что полицмейстер побоялся держать взрывчатку у себя под боком и отправил ее военным.
— …., - только и выругался я. — Ну ладно, ссыт он ее у себя держать, а почему не выдает-то?
Мурзин даже как-то укоризненно посмотрел на меня и повторил моими словами:
— Ссыт он. Вдруг вы наместника взорвете?
— Да блин! — возмущению моему не было предела. Я вскочил и чересчур уже эмоционально выругался, а потом, когда волна схлынула, спрсоил. — Мне что, к нему самому надо идти? Доказывать ему что взрывчатка мне для дела нужна?
— А сходите, — подтвердил мою мысль Мурзин. — Так лучше будет. Кто я для него — никто, простой наемный работник, которому и деньги-то на производственные нужды не доверяют, не то что взрывчатку, — поддел он меня. — А вы придете к нему и все объясните. Если надо, то и взятку ему попробуйте дать, говорят, он ее любит. А еще можете сразу к Алексееву сходить, уж он-то фигура куда как значительнее полицмейстера. Если уж он разрешит, то и никто вам запретить и не сможет. Я правду говорю, идите сразу к наместнику.
— М-да, ты абсолютно прав. Наверное и вправду пойду-ка я к наместнику, пожалуюсь на самоуправство. Да и подарок пора задаривать — самое время.
И я, оставив Мурзина, пошел на склад. Прихватил там пустой корпус от гранаты, запал и на всякий случай попросил наших химиков заныкать с десяток фунтов тротила. Ну а после этого, погрузив подарок на рикшу, я немедленно двинулся в сторону дворца наместника.
— О-о, Василий Иванович! — как-то чрезмерно весело приветствовал меня Алексеев. — Проходите, присаживайтесь. Чрезвычайно рад вас видеть. Как ваше драгоценное здоровье?
— Спасибо, хорошо, — ответствовал я, присаживаясь на мягкий стул. Честно, едва не расплылся в улыбке, вспомнив мультик про Простоквашино, тот момент, когда родители дяди Федора читали письмо — "а здоровье мое не очень, то лапы ломит, то хвост отваливается". С трудом прижал расползающиеся до ушей губы.
прода от 1 ноября
— Читал, читал я о ваших приключениях, — заявил он довольно. — Да что там читал — слышал я, как вы ночью весь город на уши поставили. Как гоняли на своей мотоцикле и как в реку свалились. В газете было все подробно и красочно описано.
М-да, и я эту газету тоже читал. Пудовкин, на потребу публике в красках описал мои приключения. Все в подробностях, почти ничего не скрыл. И я не держал злость на журналиста. Тот еще утром, когда я выползал из комнаты Лизетт, напрямую спросил можно ли печатать. Я разрешил. Единственно, что просил, так это не указывать, что я ночевал у проститутки и попросил слегка приукрасить то, как мы испытывали "Руслан" на скорость. И пусть я заявленных пятьдесят верст не достиг, но ведь на последнем заезде всем казалось, что я разогнался очень быстро. И доедь я до отсечки, вполне возможно, что я превысил данные по паспорту. Пудовкин не задумываясь согласился с моими условиями, ведь чуть-чуть приукрасить, это не обмануть. Ну и описал наши приключения во всех красках.
— Как же вы так, дорогой Василий Иванович, а? — с укоризной глядя на меня, вопрошал наместник. — Приехать едва успели, а уже в такую историю вляпались. Едва не погибли. Нехорошо…. Чтобы я потом Марии Федоровне писал, как бы оправдывался?
Я развел руками:
— Это роковая случайность и не более.
— Прошу вас, больше не надо случайностей. Мария Федоровна просила меня присмотреть за вами и после ее повеления отправить вас живым и невредимым обратно в Петербург. Заметьте — живым и невредимым! А как я могу ей подобное гарантировать, ежели вы так себя безрассудно ведете? Как дите мало, честное слово. И подпоручики эти…, - он с прищуром посмотрел на меня. — Может все же скажите, кто они? Кто с вами ночью гулял?