привязанную к шесту гранату. — Представляете сколько бед они причинят японцам, когда они будут лезть на эти сопки в атаку? Так что, Роман Григорьевич, давайте на время закроем тему никому не нужных откровений и продолжим с вами делать то, что нам по силам. И буду вам очень признателен, если вы мне в этом нелегком деле поможете. Ну или хотя бы не будете мешать мне с моими изобретениями и деловыми предложениями. Вот сегодня мы с вами испытываем гранату, а потом будем стрелять из миномета. И вы сами увидите какое это будет полезное и смертельное для японцев оружие. Представляете, вот мы с вами стоим здесь, со всех сторон окруженные сопками, а миномет моей конструкции сможет бить отсюда японцев, которые будут располагаться, ну, например, вот за той горой. Представите какой урон можно будет нанести этим варварам, при этом самим находясь в абсолютной безопасности. Ведь сюда ни одна их гаубица не закинет.
Так то оно так..- покивал головой Зверев, соглашаясь, но тут же возразил. — Но как вы узнаете куда надо стрелять, если отсюда вы не будете видеть противника? Я, конечно, не очень сильно разбираюсь в военном деле, но как мне кажется у вас должны возникнуть в этом случае большие сложности.
Совершенно верно, — хитро согласился я. — Именно — сложности. Но это если подходить к стрельбе из укрытий с нынешними взглядами. А представьте-ка, что вон там на высоте висит шар воздушный, а на нем наблюдатель. А у наблюдателя телефон, соединенный с минометным расчетом, и он в режиме «реального времени» будет корректировать огонь. И заметьте, в отличии от артиллерийских батарей, минометному расчету не требуется дальномеров. Им требуется лишь подробная карта.
Он мне не ответил. Лишь задрал голову вверх и представил плывущий по небу воздушный шар. И от воображения своего даже присвистнул.
— А еще лучше, Роман Григорьевич, в пару к воздушному шару изобрести летательный аппарат тяжелее воздуха и с помощью него вести воздушную разведку. Пустить такой кружить по небу и выискивать место расположения японцев, а потом по этим самым места накидать через сопку мин с пару сотен. Вот мы жизни японцам-то зададим, они уж и не рады будут, что к нам сунулись, — и я даже глупо хихикнул, от внезапно возникшей идеи. А она мне действительно чертовски понравилась. Самолет, конечно, мне сделать не под силу, но вот мотодельтаплан вполне возможно. А что? Вместо алюминиевого каркаса вполне подойдет крепкий бамбук, а на ткань можно пустить китайский шелк, пропитанный лаком. Присобачить мотор от разбитого «Руслана», выстрогать
пропеллер и айда в небо.
Ну, вы тоже скажете «аппарат тяжелее воздуха», — возразил Зверев. — Разве такое возможно?
Возможно, Роман Григорьевич, возможно, — самоуверенно заверил я его. — И я его сделаю, обещаю вам. А пока берите-ка этот шнур, да тяните его, а то что-то мы с вами заболтались. А я, как вы спрячетесь, разогну у кольца усики. И смотрите не дерните раньше времени, а то не будет у вас больше откровений грядущего и летательных аппаратов тяжелее воздуха.
В тот день вы подорвали почти весь запас наших гранат. Первые штук двадцать мы, как и раньше, привязывали их и дергали кольцо шнуром, а затем, убедившись в надежности, стали кидать гранаты вручную. И это был весело. Звереву даже понравилось ощущать тяжелый ребристый шарик в руке и чувствовать его смертоносную мощь. И кидал он ее далеко, с широким размахом и глухим вскриком. После броска и хлопка капсюля во взрывателе прятался неспешно и демонстративно храбрясь.
Что-то больно долго ждать надо, — проговорил он оценивающе. — Вот полезет японец, а наш солдат в него кинет гранату. Так тот, пока она не взорвалась, сумеет укрыться от нее. Плохо это, короче надо делать.
Да, я с вами согласен, — кивнул я. — Более того, японец может эту гранату обратно метнуть. Я думаю так, что по стандарту лучше всего задержку делать в четыре-пять секунд, тогда и солдат после броска успеет укрыться и японец обратно ее не отшвырнет.
Тогда зачем вы сейчас сделали такую долгую задержку?
Простая предосторожность, Роман Григорьевич. Но, если вы готовы, то я могу вам дать запалы с четырехсекундной задержкой. Вы готовы?
А то ж! Давайте их сюда. Я не побоюсь.
Ради бога, вот вам три штуки. Только умоляю, не геройствуйте и сразу прячьтесь, иначе посечет вас осколками. Ну а мы, отойдем-ка чуть подальше, вы уж не обижайтесь.
И я, кивнув Мурзину, Васильеву и полицейским, отошел еще дальше и спрятался за другой валун. Ну а Зверев, вкрутив запал в первую гранату и выдернув чеку, по-ухарски, с хеканьем зашвырнул лимонку во впадину и неспешно скрылся за защитой. Граната рванула, взбив сухую пыль, осколки запрыгали по камням. Помощник полицмейстера одобрительно показал нам большой палец и сразу же принялся вкручивать укороченный запал в следующую гранату. И вторая лимонка полетела по крутой и высокой дуге, но на этот раз Зверев почему-то не поспешил укрыться, а остался стоять и смотреть куда она упадет. И от этого вида у меня замерло сердце.
Ложись! — закричал я ему что есть силы.
Он обернулся на меня и в этот момент граната взорвалась и осколки с жужжанием рванулись на свободу. Зверев вдруг вздрогнул, схватился за бок и медленно осел наземь. Меж его пальцев показалась кровь.
Мы пулей подлетели к нему. Зверев лежал на спине и охал, морщась от боли.
Что? Как? Сильно? — только и смог спросить я, вставая перед ним на колени. — Дай посмотреть.
Ой, насмерть меня, ой убил я себя, — запричитал полицейский. И с ноткой театральности выдал, — Сам себя убил, как глупо! Помира-аю, братцы. Спаса-айте меня-я.
Да дай ты посмотреть, — снова сказал я и, попытался отнять его ладонь. Но Зверев не дался, зажался, второй рукой начал меня отталкивать.
Ой, умираю, в самое сердце попа-ало-о, — нараспев заунывно заскулил он.
Я кивнул его помощникам и они, поняв меня, ухватились за руки и насильно развели их. А я, склонился над раной.
Надо китель снять, — сказал я, поняв, что рассмотреть мне никак не удастся. И полицейские послушно расстегнули своему начальнику пуговицы и повернув того на бок, стали осторожно снимать китель. Зверев еще громче заохал, запричитал:
Что ж вы дела-ае-ете, изверги. Больно же. Ой, убиваете, ой, помираю. Ой, богоматерь уже вижу-у…. Идет ко мне, руки свои простира-ае-ет…. Черна лицом и низенка-а, к чертям меня утащить хоче-ет….
Я кинул взгляд туда, куда он смотрел и увидел на гребне холма старуху-китаянку, которая приложив к глазам ладонь наподобие козырька, с любопытством наблюдала за нашей возней. И на богоматерь она совсем не была похожа, что там у Зверева от шока произошло в голове?
Ну а пока с него стягивали верхнюю одежду, я сумел оценить его театральные способности. Конечно, судя эмоциональным воплям, ни черта он не умирал. Да, больно ему было, но явно несмертельно. Кровь сочилась из раны, и любое прикосновение рядом с ней отзывалось в его стонах и причитаниях настоящим страданием. Но, опять же, не смертельным страданием.
— Ну-ка, поверните его.
Я осторожно прикоснулся к ране. Зверев взвыл, дернулся, чем причинил себе еще больше мучений.
Да подержите же его!
Его прижали к земле. Я разодрал окровавленную рубаху и моему взору предстала сама рана. Осколок, пройдя по касательной, распорол Звереву левый бок грудной клетки, развалил кожу и мышцы надвое, и выбил маленький кусочек ребра. Само ребро, если не считать глубокой ямки, осталось целостным, но, по-видимому, все-таки надломленным. Это и причиняло боль раненому, заставляя орать. Адреналин в его крови все-таки частично притуплял боль и потому он мог еще орать и сопротивляться. Но скоро его отпустит и вот тогда он замолчит и не сможет произнести ни слова. Будет лишь стонать и цедить слова сквозь зубы — сломанное ребро будет мешать нормально дышать.